– Вова! Все очень серьезно, и ты это уже, как я вижу, понял! – начала она строгим менторским тоном. – Теперь ты, надеюсь, понял, каково оно – руководить?
– Хреново, – честно ответил Данилов. – Но коль уж впрягся, то…
– То не надо совершать ошибок, – подхватила Елена уже обычным своим голосом, без примеси назидательности. – Ты должен контролировать каждый свой шаг и научиться взвешивать каждое слово. Может, это и покажется тебе банальным, но так оно и есть. Девиз любого руководителя: «Всегда начеку!». Всегда, Вова! Расслабляться можно только дома. Может, я иногда казалась тебе психованной или просто смешной…
– Ну что ты! – вставил Данилов.
– Казалась, казалась, – дважды кивнула Елена, – и не надо мне врать. Но только дома, с тобой, я могу расслабиться. Быть такой, какая я есть на самом деле. Не думать о том, что я говорю…
– Иногда бы не мешало и подумать! – улыбнулся Данилов.
Елена показала ему кулак и сделала свирепую рожу – ну, погоди, дождешься ты у меня!
– Ладно, я все понял, – сказал Данилов. – Всегда начеку, следить за базаром. Я в лагерном медпункте так же работал…
– Всегда начеку! – повторила Елена. – Каждую просьбу рассматривай с точки зрения того, чем она может для тебя обернуться. Пойми меня правильно. Я призываю тебя не к паранойе, а к бдительности…
«А разве между этими понятиями есть разница?» – подумал Данилов, но вслух ничего не сказал.
– Вот меня нередко упрекают в бездушии, – с каждой фразой Елена говорила все эмоциональнее. – А ведь никто не задумывается о том, что за каждой просьбой, пусть и самой невинной, может скрываться подстава. Я не говорю – «скрывается». Может скрываться. Но все свои действия приходится взвешивать с учетом возможных подстав. А что поделать? Как только ты поднимаешься хотя бы на одну ступень выше, так сразу же появляется куча желающих тебя свалить. А на следующей ступени их количество увеличивается. В геометрической прогрессии, – Елена сделала небольшую паузу, а потом решительно тряхнула головой. – Думала, сказать или нет, но все-таки скажу. Помнишь, как я пришла на шестьдесят вторую подстанцию, расчищать дерьмо после вашего Лжедмитрия?
[22] Сверху давят, снизу шипят, и первой шипит гадюка старший фельдшер Надька Казначеева, а от старшего врача никакой пользы… Посмотришь на все и выть хочется. А единственный человек, на которого я могла опереться…
– Вел себя как законченный придурок, – самокритично закончил Данилов. – Прости, Лен, я же не со зла, а просто по глупости. Я тебя очень хорошо понимаю и мне очень стыдно за себя тогдашнего. Сам нахожусь в подобном положении. И знаешь, чего мне хочется? Не с линии уходить, а из главных врачей. Я пока заявление насчет совместительства писал, подумал – а может, другое написать? Прошу освободить от обязанностей главного врача? Чуть было не написал.
– И почему же не написал, хотела бы я знать? – Елена говорила задорно и даже с вызовом, но голос ее дрожал, воспоминания разбередили старую рану.
«Ну почему же у нас сразу не пошло все хорошо? – с застарелой тоской подумал Данилов. – Почему сначала все было через пень-колоду?»
– Потому что это было бы пораженчеством! – жестко сказал он. – Со стороны выглядело бы так, будто я испугался и дернул в кусты. Я не могу себе этого позволить. Но тебе скажу правду – на линии мне работать куда приятнее, чем протирать штаны в кабинете. Несмотря на все сложности выездной работы.
– Данилов! – вздохнула Елена. – Как же я тебе иногда завидую! Время идет, а ты совсем не меняешься! Пора бы уже научиться быть собой, а не думать постоянно о том, как ты выглядишь со стороны!
– Вот разберусь тут с делами, вернусь в Москву, и ты меня научишь! – улыбнулся Данилов.
– Дурака учить, что мертвого лечить, – ответила Елена и отключилась.
– Не такой я и дурак, – сказал ноутбуку Данилов. – Кандидатскую защитил, главным врачом работаю, на скрипке играю неплохо…
«Скрипочка – это ваш верный кусок хлеба на всю жизнь, – вспомнились вдруг слова учительницы из музыкальной школы Риммы Гавриловны. – Что бы ни случилось, как бы ни повернулась жизнь, скрипочка вас всегда прокормит, не даст умереть с голоду».
«А что? – подумал Данилов. – Если встать со скрипкой на Приморском бульваре, то…».
Додумывать пораженческую мысль до конца он не стал. Во-первых, потому что это недостойно, а во-вторых, на Приморском бульваре мог пользоваться спросом совершенно иной репертуар. Данилов скорее согласился бы отрезать себе правую руку и проглотить смычок, чем сыграл бы что-нибудь из шансонного репертуара. А Шостакович с Бетховеном вряд ли бы пользовались успехом у гуляющей публики. Но сознавать, что у тебя есть специальность, которая тебя всегда прокормит, было очень приятно. Настолько приятно, что сразу же захотелось поиграть на скрипке, что Данилов и сделал. Сыграл «Летнюю грозу» Вивальди, которая как нельзя лучше подходила под настроение, и уже в совершенно ином ключе стал думать о том, что ему делать дальше.
Ответ напрашивался сам собой – работать, быть начеку и принять брошенный вызов. Если Элла Аркадьевна пустилась во все тяжкие, то она уже не угомонится. Не тот характер, да и «холодная война» зашла слишком далеко. Не вышло со статьей в «Севастопольских новостях», не вышло с провокацией в гостинице, так выйдет с чем-то еще. Нельзя сидеть сложа руки. Данилову очень не хотелось погрязать в интригах, но еще сильнее не хотелось становиться жертвой чужих интриг. А еще ему хотелось сделать то главное, ради чего он приехал в Севастополь, – наладить работу станции скорой помощи. Пока Элла Аркадьевна руководит департаментом, наладить работу не получится. Она действует по принципу «чем хуже – тем лучше». Обещанные ему кадры «разбрасываются» по больницам. С транспортом происходит то же самое. От фельдшеров, которых собирались прислать из Свердловской области, Элла Аркадьевна отказалась буквально накануне их приезда. Решила вдруг, что ей, то есть станции, нужны только опытные фельдшеры, которых не придется «учить пулемету». Но двадцать пять фельдшеров без опыта работы все же лучше, чем ничего. Под руководством опытного наставника и при такой нагрузке, как в Севастополе, можно набраться опыта уже за три месяца… как бы это парадоксально ни звучало, но главным препятствием для нормальной работы станции является руководитель департамента. Чем раньше убрать ее, тем скорее наладится работа. Не только на станции скорой помощи, но и во всем севастопольском здравоохранении.
Недовольных состоянием дел в здравоохранении было много. Как среди населения, так и среди сотрудников. Жалобы на департамент в целом и лично на Эллу Аркадьевну писались во все инстанции. Врачи-реаниматологи, уволившиеся из первой больницы, даже написали открытое письмо президенту. Но поток разрозненных жалоб не очень-то опасен такому опытному и изворотливому администратору, как Элла Аркадьевна. Какую-то часть жалоб можно опровергнуть, другую часть списать на трудности переходного периода, недовольных сотрудников можно без труда выставить в неприглядном свете, обвинить в желании свести счеты и т. д. А вот от отчета, показывающего истинное положение дел, отчета, который вместо дутых показателей содержит реальные цифры, отмахнуться невозможно. Образно говоря, один залп из пушки гораздо опаснее ста выстрелов из рогатки. Собрать информацию у тех, кто не откажется ее подтвердить, составить отчет и отправить в Минздрав Грачкину… Если уж и это не поможет, придется вернуться на кафедру и постараться поскорее забыть о своем недолгом опыте административной деятельности.