Давя окурок ботинком, психолог-криминалист перенес весь свой вес на правую ногу, словно хотел вдавить длинный гвоздь в толстую доску. Затем молча вышел из-под навеса и поплелся, обходя множество мелких луж, вниз по склону к своей машине. Энглер проводил его взглядом и, пока Брандман медленно удалялся из вида, соображал, кого в Федеральном управлении уголовной полиции можно попросить достать ему личное дело этого странного следователя по особо важным делам.
3
Штерн прижался разгоряченным лицом к зеркальному стеклу.
«За последние семь лет из поля зрения один за другим исчезли семеро психопатов».
Слова следователя эхом отдавались в его голове, когда он смотрел вниз, на сверкающую танцплощадку в двадцати метрах под ним.
Бюро владельца дискотеки располагалось, как орлиное гнездо, под крышей комплекса, который, по всей видимости, был сконструирован несостоявшимся капитаном. Большой дискозал снаружи напоминал корабль. Символ дискотеки – подсвеченная розовым дымовая труба на белоснежной носовой части центрального здания – за километры указывала неистово жаждущей танцев молодежи путь в бранденбургской ночи. У Борхерта все еще был ключ, поэтому «Титаник» мог послужить им укрытием по крайней мере на ближайшие три часа. Пока дискотека официально не откроется для публики.
Штерн отправился вниз к трем своим спутникам. Как в пятизвездочном отеле, он спустился в стеклянной кабине лифта на основную танцплощадку и подумал, как лучше все рассказать. С этого момента они в бегах. Борхерту ситуация знакома. Но для Карины это наверняка премьера. Двери лифта открылись, и только сейчас он услышал громкую музыку.
– Эй, у малыша есть вкус! – крикнул ему Анди. Он стоял на другом конце танцплощадки рядом с Симоном и двигал бедрами. Мальчик радостно смеялся и хлопал в такт рок-песни, раздававшейся из сабвуферов.
– Он подключил айпод Симона к музыкальному оборудованию, – объяснила Карина.
Штерн вздрогнул, потому что не заметил, как она подошла.
В пятнадцати метрах от них Борхерт, закинув голову, пел в воображаемый микрофон.
– Мы должны сдаться. – Штерн сразу же и откровенно перешел к сути дела. Он объяснил Карине, что их разыскивают. – Мне очень жаль. – Такими словами он резюмировал краткое содержание разговора с Энглером и тщетно искал в глазах Карины признаки беспокойства.
– Не стоит. Это же мое решение, – возразила Карина. – Я вас свела. Если бы не я, у тебя сейчас не было бы этих проблем.
– Почему ты так спокойна? – Штерну неожиданно вспомнилась та ситуация два года назад. Тогда, на парковке перед «Макдоналдсом», он порвал с Кариной, а она все равно улыбалась.
– Потому что это того стоило.
– Я не понимаю.
– Ты только посмотри. Я знаю Симона уже полтора года. Но таким счастливым еще никогда не видела.
Штерн заметил, как Борхерт помахал ему, и подумал, сможет ли он когда-то посмотреть на мир глазами Карины. Они были вместе всего дней десять, когда он объявил, что хочет расстаться. Прежде чем успеет по-настоящему влюбиться в нее. Когда Карина на прощание нежно коснулась его щеки, Штерн узнал о себе нечто важное. В тот момент он понял, что ему не хватает того жизненного фильтра, который помогает Карине выключать негатив в самой ужасной ситуации и даже находить розу на краю поля битвы.
Сейчас он снова видел это свечение в ее глазах, мельчайшие морщинки от смеха. Для Карины в этот момент не существовало никаких преступников, никакой опухоли мозга и никакого федерального розыска. Она радовалась счастливому мальчику, который впервые в своей жизни танцевал на дискотеке. Штерну, наоборот, становилось все грустнее. Он жалел ребенка, которого никогда не будут ругать за то, что в субботу он слишком поздно придет домой с танцев, потому что целовался на дискотеке со своей первой любовью.
Тут началась новая песня, которая больше подходила к его негативным мыслям, – сейчас уже меланхолические струнные звуки баллады наполнили зал.
– Эй, это же ваша песня! – ухмыльнулся Борхерт и исчез за ионической декоративной колонной. Через секунду послышалось шипение, и белый туман из дым-машины заволок танцплощадку.
– Круто! – воскликнул Симон и сел на пол. Из искусственного облака виднелись только его светлые вихры.
– Мы должны отвезти его обратно в больницу, – запротестовал Штерн, когда почувствовал, как Карина взяла его за руку.
– Ну, подожди. Еще минуту.
Она потянула его за собой на танцплощадку – прямо как в свою спальню в первую ночь. И снова Штерн не знал, почему позволяет это делать.
– Мы не можем здесь…
– Тсс… – Она приложила палец к его губам и легко провела ладонью по волосам. Потом притянула к себе, как раз когда начался припев.
Штерн колебался. Он пока не ответил на ее осторожное объятие. Чувствовал себя как один из пакетов с наклейкой «Осторожно! Хрупкий груз – стекло».
Из боязни, что внутри его что-нибудь треснет, сломается, если он прижмет Карину к себе, Штерн едва решался дышать. В конце концов он справился со своим глупым страхом и протянул руки к Карине.
При этом он вспомнил о том моменте в машине Борхерта, когда в зеркале заднего вида увидел Симона, спящего в ее объятиях. В первые секунды он не мог понять свои чувства. Но сейчас знал, что это было нечто среднее между тоской и сожалением, – и оно наполняло его снова. Тоска по Феликсу и такому же ласковому любящему прикосновению. Сожаление, что тем резким расставанием он лишил Карину и того и другого: собственного ребенка и мужчины, к которому она, по всей видимости, была по-прежнему неравнодушна. Хотя он этого абсолютно не заслуживал.
Карина, очевидно, чувствовала противоречивые эмоции, которые боролись внутри его, и сломала последний физический барьер, прижав его тело к себе одним требовательным рывком. Штерн закрыл глаза, и сожаление исчезло. Правда, лишь на один короткий миг. Магическую секунду, за которую ему показалось, что пульс Карины бьется в такт музыки, внезапно разрушило тонкое пищание. Он замер, уставившись на Карину.
Как такое возможно?
Борхерт ведь заверил его, что никто не знает этого номера. И тем не менее на спутниковый телефон в кармане его брюк только что пришла эсэмэска.
4
– Черт возьми, что это?
– Понятия не имею.
Борхерт ввел интернет-адрес в поле для ввода и нажал на «перейти».
– Ты ведь сказал, что никому не давал этот номер.
– Да, да, да, ну сколько можно? Я использую этот телефон только в крайних случаях. И если кто и звонит на него, то это я, понятно?
Как некоторые берлинские владельцы ресторанов, Борхерт тоже не все оформлял официально. И когда вел незаконные разговоры со своим бухгалтером, продажным поставщиком напитков или нелегальными рабочими, в целях безопасности использовал спутниковый телефон. Теперь, когда все они последовали его совету и вытащили из своих обычных сотовых телефонов аккумуляторы, этот неуклюжий аппарат был единственной связью с внешним миром.