Фотограф - читать онлайн книгу. Автор: Татьяна Тиховская cтр.№ 5

Алжир стоит несколько особняком по сравнению с другими колониями. Он и колонией то не считался, а частью Франции. Миграция французов в Алжир была весьма интенсивная. Вначале сюда прибывали крестьяне. После поражения Франции во франко-прусской войне ^[8]за крестьянами последовали жители из отошедших Германии Эльзаса и Лотарингии. А позднее, с открытием месторождений нефти, к ним добавились нефтяники и шахтеры. Попадались также русские белоэмигранты, бежавшие из России после Гражданской войны. Как видим, публика подобралась достаточно пестрая.

Как и в большинстве французских колоний, в Алжире все население делилось на две части. Первая – это французы, по всем канонам полноправные граждане. А вторая – франкоподданные якобы французской национальности, но без полноценных гражданских прав.

Алжирские французы напоминали особую нацию. Потомков французских переселенцев в колониях называли «пье-нуар», «черноногие», так как они, в отличие от босоногих туземцев, носили кожаную обувь. Большинство «черноногих» высоко ценили свое европейское происхождение, забыв, что уже несколько поколений их прародителей выросло на алжирской земле.

Арабов они презирали едва ли не больше, чем жители метрополии. Хотя в будущем часть из них во время освободительной войны встанет на сторону местного населения – и тем самым ускорит свое же выселение из страны, которая для них была единственной родиной.

В отличие от пассивных французов метрополии, «черноногие» были энергичны, инициативны, не боялись риска, имели твердые взгляды, за которые готовы были отдать жизнь. Не зря же некоторые предприимчивые молодые француженки, которым надоели любвеобильные, но слабохарактерные местные женихи, ехали в арабские страны, чтобы найти там нормального мужа.

Если об Алжире молодые французы могли более или менее составить собственное мнение, то об остальных колониях в умах молодежи складывалось впечатление, как о чем-то неведомом, непонятном, внушающем ужас и отвращение. Это становилось проблемой для Франции: такое отношение мешало вербовать добровольцев для работы на окраинах империи.

Проиграв войну пруссакам, Франция должна была как-то реабилитировать себя и перед Европой, и перед своим собственным народом; доказать, что она по-прежнему является великой державой. А величие это было круто замешано на колониальном господстве.

Искушенные политики чувствовали, что для Франции грядут не лучшие времена: в ряде колоний Южной Африки ширились антифранцузские настроения, в Алжире тоже было не спокойно. Исподволь начинали сбываться пророческие слова Наполеона Бонапарта: «В длительной перспективе дух всегда побеждает меч».

На самом деле пройдет еще несколько десятков лет, прежде чем колониальная система Франции начнет рушиться, как карточный домик.

Но все это еще только будет. А пока… Пока Франция не мыслит себя без заморских территорий. В политическом и обывательском лексиконе частенько звучит выражение: «Франция пяти частей света». На отдаленные форпосты «заморской Франции», где легче начать карьеру, небогатые буржуа отправляют своих отпрысков. Сюда же конвоируют неблагонадежных. В те же колонии спроваживают неугодных, отстраненных за какие-то маленькие грешки в большой политике. Так как же без колоний?!

Рядовые французы того времени все еще убеждены в незыблемости существующего строя. Но политики в своих кругах начинают бить тревогу: риск потерять аграрные и сырьевые придатки уж очень велик! А тут еще Германия, опоздавшая к первому разделу заморских земель, щелкает зубами. Как молодой голодный хищник.

Чтобы поменять потребительскую психологию молодежи метрополии, надо было срочно что-то предпринять, сохраняя при этом хотя бы видимость спокойствия.

Французские власти решают провести грандиозную колониальную выставку. Цель – убедить французов, особенно молодежь, в необходимости колонизаторской деятельности правительства. И дату проведения выставки выбрали далеко не случайную – приурочили к 100-летию присоединения (читай: завоевания) Алжира.

Генеральным комиссаром выставки стал маршал Лиотэ ^[9], персона небезызвестная в политических кругах. Собрав вокруг себя проверенных единомышленников с богатым опытом работы в колониях, он принялся за дело. Не удовлетворившись финансированием из государственной казны, Лиотэ настоял на значительных пожертвованиях финансовых групп. Немалую дань заплатили также хозяева кафе и ресторанов. И никто не отказался – работа на территории выставки сулила огромные барыши.

Изменив традицию проводить выставки на Марсовом поле ^[10], Лиотэ выбрал Венсенский лесопарк, что на восточной окраине Парижа.

Масштаб выставки был огромен. Это была самая захватывающая колониальная фантасмагория, когда-либо организованная на Западе! Франция изо всех сил старалась показать, что она все еще крепко стоит на ногах. Фасад колониальной старушки загримировали отменно, хотя многие внутренние органы, – увы! – свой век уже отслужили.

Каждой колонии обширного «французского мира» был предоставлен отдельный павильон, где помимо всего прочего можно было полакомиться экзотическими блюдами колониальной кухни. Десятки временных музеев и постоянных зданий демонстрировали колониальные достижения Франции. Дабы поразить воображение посетителей, в Венсенском лесопарке как по волшебству выросли в натуральную величину макеты храмов, мечетей, средневековых крепостей. По небольшому озерцу можно было прокатиться на настоящих африканских пирогах…

В результате гибель одного безвестного парижанина была обставлена с умопомрачительной роскошью.

Вряд ли Гюстав Эйфель предполагал, что созданная им в качестве входной арки на территорию выставки металлическая конструкция станет визитной карточкой Парижа. А парижане и вовсе считали, что угловатое, похожее на обглоданный скелет безобразное сооружение изуродует грациозный утонченный стиль изысканного Парижа. Против необычного проекта выступали не только обычные граждане, а и серьезные писатели, художники, архитекторы.

Как бы там ни было, в 1889 году над Парижем возвысилась та самая 300-метровая Эйфелева башня, приглашая посетителей на Всемирную выставку. Она была не такая помпезная, как выставка 1931 года. И особой роскошью не отличалась. Но уже имела заметный привкус колониального снобизма.

Надо отдать должное коммерсантам и промышленникам: это по их инициативе к участию в выставке привлекли другие страны, в отличие от предыдущих закрытых узкоспециализированных торговых ярмарок. Цели этой выставки были прагматичные и относительно скромные: посмотреть чужие промышленные достижения, продемонстрировать свои, заручиться знакомством с потенциальными партнерами. А заодно уж и простых парижан потешить еще одним зрелищем, на которые те были весьма падки.