Голомяное пламя - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Новиков cтр.№ 50

– Лети, залётка, лети! – само собой вырвалось из груди.

* * *

Много имен у медведя. У русских – топтыгин, Михаил, косолапый, хозяин, бурый. У карел – карху да конти. У финнов – тапио, лесной дух. И всё для того, чтобы не назвать его случайно настоящим именем. А имя это – Зверь…

Когти у него с ладонь человеческую. Зубы – ножи. Лапы – в обхват. Бегает он по лесу быстрее лошади. Одним ударом ломает хребет лосю. Человек для него – слабая тростинка. Только без шкуры когда, освежеванный, очень уж тело его на людское похоже, даже страшно. Руки, ноги, живот. А упокойник для него, повесившийся там или по другой причине, вообще сладость. Бесплатная законная добыча.

Ходит медведь без шума, без треска. На дерево залезет – влет. Охотника подловит, подстережет так, что никакое ружье не поможет.

А вот только рассказывают старые люди, что когда жил Варлаам Керетский в лесной своей келье, то пришел к нему Зверь в медвежьем обличье. И рычал, и землю рыл, и головой мотал в ярости. А Варлаамий перекрестил его да ладонь свою на лоб ему положил. И утих Зверь, успокоился. И ушел неслышно.

Север – край света. Край такой, где единственно возможны свободные мечты, где единственно неподвластен человек воле чужой. Будь то на море, в лесах, в тундре или диких камнях – жизнь его, смерть его лишь от Бога да самого человека зависит, и нет никого между ними, лишь Бога внутри себя слушает человек, и нет удержания его свободному, правильному пути. Край между светом и тьмой, и пусты здесь любые словеса, любые козни – ты прозрачен, и прозрачны другие перед тобой. И легко от этого, что, как не счастье, – жить не во лжи, в ясности, в холодной и острой правде. Что, как не счастье, – знать, что ты свободен, что ты хозяин себе и своей судьбе, что сам себе кормщик и поветерь. Море – отец твой, земля – мать, и нет тебе удержу в свободе и любопытстве твоем.

Вот и задумал я, радостные мои, дело трудное, но до того в мечтах любознательных приятное, что сам себе места не находил долгою зимою да ласковым летом – всё думал мысль свою. Я много где бывал. И в Норвежской стороне, и в Архангельском городе. На Новой Земле зимовал да на Грумант за зверем морским хаживал не раз. И вот что в голову мою втемяшилось. За норвежской стороной датские да каянские земли, известно людям всё, ходили и наши туда, рассказывали про житье западное. Аккуратно там люди живут, да скучновато по-нашему, без удали. На севере тоже понятно – вечные льды там лежат, царство моржа да белого медведя. Не пробиться человеку дальше Груманта, хоть какой мореход ты будь, а дойдешь до края ледяного, да неволей назад повертаешься, хорошо как успеешь. На юге тоже ясно – там земля русская, Великий Новгород да царство московское. Свой там народ, русский, а всё не такой, как мы. Без моря живут, воли не знают, все под хозяином каким, царь там да прислужники его. Тоже понятно. А вот на восток – сторона темная, неизвестная, интересная. Как мимо Новой Земли пройдешь да Маточкиным Шаром в море выйдешь – там Карское море начинается и земля самояди. Хаживали и туда наши, сказывали чудеса потом про несметные юрова ^[35] морских зверей, про рыбы стада небывалые. Пушного зверя столько, что руками его ловить можно. Птицу палкою сбивать на густом лету. Олени многими тысячами по тундре бродят. Черное масло, кровь земли, само из-под болот идет. Золото самородками по берегам великих рек лежит. А вот что еще дальше делается, никто не знает – не ходил туда никто. Боялись. И мне страшно. Но уж больно интересно, что там, на далеком востоке, делается, что за диковинные моря и земли там лежат. А наша где не пропадала. Да и чего там – пропадать, чего заране удумывать. Думать нужно, готовиться хорошо, судно ладить. Да и идти с Богом, во славу его. Решил я, золотые мои, отправиться в восточную сторону для интереса разного, туда, где солнце встает, откуда ветром холодным, неласковым приносит иногда будто зов какой, пугающий, страстный, тягучий.

Долгими были сборы, да радостными. Лучше нет на свете, когда сам решение примешь, идешь к нему, готовишься, на Бога надеешься и сам не плошаешь. Первое дело – команду собрать такую, чтобы молодая сердцем была да в делах опытная. Но уж у наших мужиков куда сколько таких. Ведь не помор ты, если далекие земли тебя не манят, да опытным не станешь, когда северное дело во всех тонкостях не изучишь, – не доживешь тогда до зрелости души и тела. А уж если обещается добыча хорошая – редкий из нас до дела устоит. Так и живем – воля, дело и прокорм женкам да ребятишкам.

Как сейчас помню, когда я окончательно решил свой поход. День такой стоял яркий, середка марта была. У нас завсегда март – еще лютая зима, злей февраля месяц такой. Но редко-редко, да и выглянет солнце из-за туч, а то и вовсе небо очистится, и настанет тогда на земле и небе праздник. Белым-бело кругом, спокойно. Лишь снег блестит так яростно и беззвучно, как вечный огонь желания, внутри человека бушующий безмолвно и беспрестанно. Желания к новой интересной жизни, к силе и свободе. И слепнешь, голову теряешь от нестерпимого хотения. Зажмуришься потом от боли этой, что счастьем зовется, откроешь глаза, а легкий-легкий ветерок пронесется, и с туч горних, невидимых, пойдет падать легкая, еле заметная сверкающая пыль. Будто Бог ноженьки свои усталые отрясает, и грязь, на безжалостных дорогах наставшая, оборачивается светлым неистовым серебром, яркостью своей о верности промысла сияющим. Так и я стоял, замерев, пораженный вдруг открывшимися мне далями, хотением благородным и радостным, и на голову мне сыпалось яркое роскошество. Благословением для себя минуту эту я посчитал, вытер благодарные слезы с глаз, шапку надел да стал уже серьезно, промышленно думать о походе. Недаром фамилия наша Шалоумовы, вроде и шалость в ней, разбег радостный, но и ум присутствует, куда без него. В море слепо не бросишься, а и без отваги веселой будешь сиднем на берегу сидеть, бока чесать да душою медленно гнить.

Ну и ребятки собрались со мной в дальний путь! Сенька Ошкуй, что с братом медведя без пищали не раз брали – брат раздразнит, подымет его на задние лапы да на рогатку возьмет. А Сенька сзади обухом топора по голове дикой, с одного удара укладывал, да второго и быть не может – свиреп зверь и быстр. Ванька Гребун, что на Мурмане первый весельщик, сутки напролет может без паруса идти, супротив ветра, по тридцать верст на тяжелой шнеке ^[36] выгребает. Петька Шуерецкий, на зверя морского первый охотник, – я, бывало, ходил с ним в одной ромше на промысел, так всё любовался, как он нерпу с далекого-далека одним выстрелом берет да бежит потом к ней по ледяной воде, по шуге стынущей на ламбах ^[37] своих – по морю, словно посуху на лыжах, бежит, руками за веревочки носки своих ламб направляет да посвистывает весело, будто не к смертельной опасности морской ладится, а на легкой прогулке прутиком помахивает да мошку отгоняет. Еще семнадцать молодцов со мной подрядились, один другого сильнее, краше да в делах способнее. Знатная ватага подобралась, с такими людьми и мне уверенности во сто крат прибавилось, и путь не страшным стал казаться. С молодцами этими и ад не ад, и рай не за горами. Доверились они мне, корщиком выбрали да стали в дорогу собираться. Кораблик наш мы назвали «Святой Варлаамий Керетский»…