— На это я отвечать не могу, дело касается не одного меня.
— Положим. На следующий день вы отправились к Чагресу и неподалеку от города сели в лодку вместе с одним из флибустьерских капитанов, вашим другом по имени Мигель Баск, и одним краснокожим. Высадившись на берег в пустынном месте, вы потопили лодку, предприняли переправу через перешеек берегом и, наконец, прибыли сюда около двух часов пополудни.
— Ни слова не могу возразить на это! Вы знаете мои дела так, что и я сам лучше не мог бы их знать.
— Не совсем… Нам известна лишь одна причина, побудившая вас к этому опасному предприятию, но другой мы не знаем.
— Не понимаю вас.
— Напротив, вы очень хорошо все понимаете! Ваша главная цель, та, для которой вы разыгрываете свою нынешнюю роль, — это месть.
— Пусть так! — сквозь зубы процедил молодой человек.
— Теперь мы хотим узнать другую вашу цель.
— Если она и существует, то уж от меня-то вы ее не узнаете.
— Вы не откроете ее нам?
— Ни в коем случае! Ведь я обязался отвечать только относительно себя самого и честно сдержал свое слово, большего вы от меня не добьетесь, напрасно было бы настаивать… Впрочем, раз у вас такие искусные шпионы и столь обширные связи, пустите в ход своих агентов и ищите, — быть может, вы и откроете то, что вам так хочется узнать.
Наступило довольно продолжительное молчание. Дон Фернандо напрасно напрягал слух и зрение, стараясь уловить малейший звук и подметить какой-нибудь проблеск света, чтобы найти подтверждение подозрениям, которые возникали в его уме, — все усилия его остались тщетными, он ничего не видел, ничего не слышал.
— О! — пробормотал он про себя. — Будь у меня оружие!
Чья-то рука нежно опустилась на его плечо, и голос тихий, как шепот ветра, произнес ему на ухо:
— Что же вы сделали бы с ним?
— Что бы сделал? Ей-Богу, я распорол бы живот двум-трем негодяям, которые держат меня, словно гусенка на насесте, и сам бы себя убил после этого!
— Убил! — повторил голос с невыразимой грустью. — Разве вы один на земле? Верно, вы никого не любите и… вас никто не любит? — прибавил голос после минутного колебания.
— Я люблю и любим, — ответил молодой человек, не задумываясь.
— Откуда вам это известно? — высокомерно возразил голос.
— Сердце мне подсказало, оно никогда не обманывает.
— Кого же вы любите? — спросил голос с плохо скрытым волнением.
— Я никогда не говорил с ней, два часа назад не знал ее вовсе.
— И она любит вас?
— Я в этом уверен.
Рука, все еще лежавшая на плече авантюриста, слегка задрожала.
— Почему?
— Сердца наши слились в одном взгляде.
— Послушайте, — с живостью продолжал нежный голос, — время уходит, не стоит тратить его на пустые слова. Вот, возьмите этот перстень; когда вам покажут такой же, кто бы ни был тот, у кого он будет в руках, спешите на зов не колеблясь.
— Я исполню это, если не паду мертвый на месте, — ответил молодой человек, крепко сжав в пальцах перстень, чтобы он случайно не выскользнул у него из рук.
— Зачем вспоминать о смерти? — продолжал голос с невыразимой нежностью. — Напротив, говорите о счастье, когда вы любимы… как утверждаете…
— О! — воскликнул молодой человек. — Это вы, Флора, моя возлюбленная Флора! Да, да, я люблю вас!
— Тише, несчастный! — вскричала она с ужасом. — Вы погибли, если вас услышат.
— Никого я не боюсь теперь, когда уверен в вашей любви! Крошечная ручка мгновенно закрыла ему рот; авантюрист покрыл ее страстными поцелуями.
— Тише! — еще раз шепнул голос ему на ухо, да так близко, что он с упоением почувствовал прикосновение двух пухленьких губок к своему лицу.
Он молчал, теперь ему было все равно, что бы ни случилось. В душе его достало бы блаженства на целый век мучений.
— Вы готовы нас выслушать и отвечать? — медленно спросил авантюриста грустный и строгий голос, которого он еще не слышал.
— Готов на то и другое, говорите, я слушаю.
— Мы поняли и оценили, — продолжал тот же голос, — чувство чести, которое обязывало вас молчать, не отвечая на наши расспросы. Мы не хотим более настаивать и заставлять вас изменить данному слову…
— Что касается этого, — перебил авантюрист с усмешкой, — то вы можете быть спокойны; хотел бы я посмотреть, как вы заставите меня изменить данному мной слову!
— Мы не станем это обсуждать, — возразил голос с оттенком досады. — Итак, бесцельно и, я прибавлю, даже неуместно было бы останавливаться дольше на этом вопросе.
— Хорошо, я молчу.
— Как уже сказано, — продолжал голос, — мы не только с удовольствием, но с живейшей радостью воспримем успех первой из целей, которая привела вас в этот край. Могу прибавить, что, хотя невидимые и неизвестные как вам, так и вашим врагам, которых вы не знаете, но знаем мы, мы будем содействовать вам всей нашей властью во что бы то ни стало.
— Благодарю вас и ваших друзей тем более искренне, милостивый государь, что, судя по тому, в чем я мог убедиться, власть эта должна быть очень велика. Я же, со своей стороны, клянусь во что бы то ни стало, как вы сами изволили выразиться, доказать вам свою благодарность за оказанную помощь.
— Мы примем к сведению ваше обещание и напомним вам его при случае.
— Когда угодно, в любой час и любую минуту, где бы то ни было, я готов заплатить долг, в котором у вас останусь.
— Очень хорошо, теперь все сказано на этот счет. Что же касается тайны, которую вы так упорно не выдаете, мы сами откроем ее.
— Может быть, — посмеиваясь, ответил дон Фернандо.
— Непременно откроем, только помните одно: в этом деле, каким бы оно ни оказалось, мы вас не знаем и будем поступать согласно этому.
— То есть?
— Не жертвуя нашими интересами ради ваших. Мы будем действовать с точки зрения личной выгоды, нисколько не заботясь о том, как вы на это смотрите, хотя бы пришлось для этого разрушить до основания все здание, вами сооруженное, и разбить в прах ваши соображения, как бы искусны они ни были.
— Принимаю эти условия, хотя они и немного тяжелы. Каждый за себя, один Бог за всех — этому роковому закону повинуются все люди.
— Вы хорошо все взвесили?
— Вполне.
— И все же не хотите говорить?
— Менее прежнего!
— О! Подумайте еще.
— Я никогда не меняю принятого решения.
— Пусть будет по-вашему… и да суди нас Бог!
— Все же, надеюсь, мы остаемся друзьями?