Неживая вода - читать онлайн книгу. Автор: Елена Ершова cтр.№ 63

Может оттого, что Игнат напоминал мертвеца не только душой, но и телом, ни волки, ни другие лесные хищники не тревожили его. Не тревожила и местная нежить.

Однажды под утро Игнат проснулся не от нового приступа кашля, а от болотной вони. Подскочив, он увидел, что в нескольких шагах от него сидит болотница и пялится круглыми, ничего не выражающими глазами-плошками. Игнат судорожно подтянул к себе ружье, но вспомнил, что нет у него ни патронов, ни соли. Но болотница не думала нападать. Ее бесформенная фигура, составленная из комьев грязи и тины, стояла недвижно, как оплывшая свеча. То, что могло быть лицом, текло и менялось, как картинка в калейдоскопе: Игнат видел то морщинистое лицо бабки Стеши, то строгое Марьяны, то курносое Званкино. Не менялись только глаза – впалые, огромные, вполлица. Они, не мигая, таращились на Игната, и в темной глубине мерцали зеленоватые болотные огни.

– Сгинь, – одними губами прошептал Игнат. Он с трудом поднял одеревенелую руку, но пальцы не хотели складываться в двуперстие, молитвы не вспоминались. Болотница вздохнула, обдав Игната запахом протухшей мертвечины, скользнула в сторону и пропала в утреннем тумане. Там, где она сидела, остался жирный грязевой след.

А еще большая кость с остатками красного, свежего, истекающего соком мяса.

Некоторое время Игнат боялся пошевелиться. Только сердце колотилось в груди да живот сводило голодной судорогой. Потом воровато огляделся, но лес хранил тишину. Не было ни гомона птиц, ни рыка проснувшегося зверя. Сырой туман по-прежнему стлался по земле, укрывая от посторонних глаз и след болотницы, и кость, и одинокого, измученного голодом человека.

Игнат сглотнул слюну и потянулся к добыче.

Он не спрашивал, чья это была кость, и очень надеялся, что медвежья или волчья. Ведь люди еще ни разу не встретились на пути. Но этот неожиданный подарок судьбы придал ему сил на весь оставшийся день. Шаг стал ровнее, тело больше не заваливалось назад, и хотя жар в груди не прекращался, идти стало куда веселее и легче. Игнат даже принялся мурлыкать песенку, но вскоре умолк, настолько неестественным показался собственный голос в обволакивающей лесной тишине.

«Миновал ли я Паучьи ворота?»

Он огляделся осмысленным взглядом, но не увидел ничего: туман скрадывал все предметы. Поэтому Игнат зашагал дальше, ориентируясь по мху на деревьях да по солнцу, блеклым пятном просвечивающим сквозь облачную завесу.

Игнат понял, что заблудился, когда в стороне плеснуло золотом – это отсвечивал вознесшийся к небу крест деревянной церквушки, выстроенной на расчищенном от леса холме. Но никакого поселения рядом не было, да и местность отличалась крайним запустением. Подойдя ближе, Игнат разглядел, что холм уже покрывает молодая поросль, возникшая на месте выкорчеванных деревьев, а между бетонными плитами дороги виднелась пожухлая трава – летом она, должно быть, идет в полный рост и скрывает некогда проложенную дорогу. Но уже то, что под ногами оказался бетон, а не земля, заставили Игнатово сердце стряхнуть наросший на него ледок безразличия и заколотиться взволнованно.

Здесь были люди. А значит, дорога куда-нибудь да выведет.

Церковь выглядела необычно. По крайней мере, оказалась не похожей на ту, что осталась в родной Солони. Куполов не было. Вместо них ярусами нисходили двускатные крыши, украшенные головами драконов, и вся конструкция походила на многослойный пирог. Вот только, понял Игнат, службы в ней не справлялись давно, и церковь щурилась на чужака заколоченными окнами, словно спрашивала: кто посмел потревожить покой? Человек или нежить?

Игнат подошел ближе. По черной деревянной двери шла резьба – искусное переплетение цветов и диковинных животных. Вместо ожидаемых святых часто повторялся мотив драконов с ощеренными пастями, из которых выбегали извилистые змеиные языки. Возле железной ручки Игнат заметил древние рунические знаки-обереги. И понял – перед ним стояла ставкирка, каркасная церковь, о которой однажды упоминал Эрнест.

Игнат протянул руку и зачарованно провел пальцами по узорам. Дерево было законсервировано смоляными составами, из-за чего сильно почернело и приобрело мрачноватый, но от этого еще более внушительный вид.

Здесь бы и переждать ночь. Пусть в холодном и заброшенном помещении, зато не под открытым небом. Пусть на голых досках, а все не на земле.

Игнат потянулся к медной ручке и замер, испугавшись. Рука, подрагивая, зависла на полпути.

«Что, если не смогу открыть? – пронеслась шальная мысль. – Я слишком слаб. Я измучен. Я не смогу…»

Но тоска по человеческому жилью: по стенам, спасающим от ветра, по крыше, оберегающей от дождя, по запаху обработанной древесины, по скрипу половиц под ногами – заскреблась на сердце с такой непреодолимой силой, что Игнат ухватился за ручку, оперся ногой в стену и рванул дверь на себя.

Она отворилась со звуком вылетевшей из бутылки пробки. Рассохшиеся доски скрипнули, лязгнул дверной молоток – массивное медное кольцо, – и Игнат не удержался на слабых ногах, повалился на землю. Ружье соскочило с плеча, и он только успел ухватить его за ремень и перевернуться на четвереньки. И так, на четвереньках, перевалился через порог и растянулся на дощатом полу, вдыхая запахи прелости и смолы. Дверь захлопнулась следом, погрузив церковь в полумрак.

Серый свет лился сверху, пробиваясь сквозь окна, крестами ложился на грубосколоченные скамьи. Здесь давно не справлялись службы, не звучал торжественно орган, не распевались гимны. Только пыль разносило сквозняком да стучало от волнения сердце – единственный звук в застывшей тишине.

«Сюда складывали мертвецов, – подумал Игнат. – От этого все стены, и весь фундамент, и вся земля под ним пропитались смертью. Здесь не место живым».

Когда глаза привыкли к полумраку, он осторожно поднялся. Прошел мимо скамеек, осматривая резные арки, черные барельефы и облупившиеся фрески. У правого клироса стена и все подпорки оказались обугленными, и Игнат вспомнил, что говорил про ставкирку Эрнест: «Ту, старую, куда трупы складывали, чистильщики сожгли. А иначе нельзя было…»

Видать, не дотла сожгли. Остался остов, и его отреставрировали, достроили, скопировали старинные узоры, оставшиеся с дохристианских времен. А потом и законсервировали специальным составом, на века сохранили памятное для Полесья место.

Приблизившись к амвону, Игнат увидел деревянный щит, к которому была приколочена потемневшая бумага, а на ней крупными буквами выведено:

Путник!

Коли голоден ты – здесь найдешь хлеб свой.

Коли устал – здесь найдешь кров свой.

Коли сбился с пути – здесь откроется путь твой.

Молись же за упокой всех погибших от чумного мора, что случился в Полесье, и во здравие ныне живущих. И благодари Господа за предоставленный кров и пищу.

Аминь.

Игнат повернулся на пятках, окинул помещение полубезумным взглядом. Живот скрутило судорогой, руки затряслись от жадного предвкушения, когда за щитом он заметил внушительных размеров ларь, поставленный на четыре железные опоры.