Моя гениальная подруга - читать онлайн книгу. Автор: Элена Ферранте cтр.№ 51

В общем, напрасно я лишила себя купания, солнца и удовольствия побыть с Чиро, Пино, Клелией, Лидией, Маризой и Донато. К счастью, через некоторое время на террасу пришла Нелла, решив составить мне компанию; с собой она принесла холодного оршада. Сарраторе вернулись с пляжа, сокрушаясь, что меня не было с ними, и мы начали готовиться к празднику. Лидия захотела испечь торт с заварным кремом. Нелла открыла бутылку вермута. Донато затянул неаполитанские песни. Мариза подарила мне плетеного морского конька, которого накануне вечером купила себе в Порто.

Я немного успокоилась, но рассказанное Лилой все не шло у меня из головы: она в беде, а я веселюсь и наслаждаюсь жизнью. Не без драматизма я объявила, что получила письмо от подруги, что ей нужна моя помощь, а потому должна вернуться домой раньше, чем планировала. «Самое позднее — послезавтра», — сказала я, сама не слишком веря в серьезность своих намерений. Если честно, я сказала это только ради того, чтобы услышать, как заохает Нелла, Лидия заявит, что Чиро очень расстроится, Мариза огорчится, а Донато Сарраторе в отчаянии воскликнет: «Как же мы без тебя?» Так и произошло; я растрогалась, и праздник стал для меня еще приятней.

Потом Пино и Чиро начали клевать носом, и Лидия с Донато пошли их укладывать. Мариза помогла мне вымыть посуду; Нелла предложила утром приготовить завтрак, чтобы я поспала подольше. Я отказалась: это была моя обязанность. Все разошлись, и я осталась одна. Я, как обычно, постелила себе в углу, проверила, нет ли тараканов и комаров. Мой взгляд упал на медные кастрюли.

Я до сих пор находилась под впечатлением от письма Лилы и смотрела на кастрюли с нарастающей тревогой. Лила любила, чтобы кастрюли блестели как новенькие, и всегда старательно их начищала. Не случайно в своем рассказе она поместила струйку крови, под ударом ножа брызнувшую из шеи дона Акилле, именно на кастрюлю. Сейчас кастрюля воплощала для нее ощущение угрозы и тревоги перед необходимостью трудного выбора, она была знаком того, что ей придется переломить себя, кардинально изменить свою форму. Вот интересно, а пришли бы мне подобные мысли в голову, не будь письма от Лилы? И вообще, обладаю ли я способностью вдохнуть в мертвую вещь жизнь и связать ее со своей жизнью? Я выключила свет, разделась и легла в постель с письмом Лилы и голубой закладкой Нино — двумя своими самыми ценными, как мне тогда казалось, сокровищами.

Через окно лился белый свет луны. Я поцеловала закладку, как делала каждый вечер, и попробовала при тусклом лунном свете перечитать письмо от подруги. Блестели кастрюли, поскрипывал стол, тяжело нависал потолок, со всех сторон на стены давил ночной воздух и шум моря. Мне снова подумалось, что я бездарная и никогда не смогу писать, как Лила: она умеет рисовать словами, а я — нет, у меня как будто глаза затянуты пеленой. Конечно, я радовалась, что она обходится без всякой школы и без книг из библиотеки, но эта радость заставляла меня чувствовать себя виноватой и несчастной.

Затем послышались шаги. Я увидела на стене кухни тень Сарраторе. Он пришел босой, в своей голубой пижаме. Я накрылась простыней. Он подошел к крану, налил стакан воды, выпил. Постоял несколько секунд у раковины, поставил стакан и подошел к моей постели. Присел сбоку и опустил локти на край простыни.

— Я знаю, что ты не спишь, — сказал он.

— Не сплю.

— Забудь о подруге.

— Ей сейчас плохо. Я ей нужна.

— Ты нужна мне, — сказал он, наклонился и поцеловал меня в губы совсем не так целомудренно, как его сын, языком приоткрыв мне рот.

Я не смела пошевелиться.

Продолжая настойчиво и страстно целовать меня, он откинул простыню, нашел рукой мою грудь и начал ласкать ее под рубашкой. Потом его рука спустилась вниз, и он резко надавил двумя пальцами мне между ног поверх трусов. Я не издала ни звука и не шелохнулась. Меня обуяли одновременно ужас, отвращение и удовольствие, которое я, несмотря ни на что, испытала. Его усы кололи мне верхнюю губу, язык был шершавым. Он медленно оторвался от моего рта и убрал руку.

— Завтра вечером мы с тобой прогуляемся по пляжу, — охрипшим голосом сказал он. — Вдвоем — только ты и я. Я очень тебя люблю и знаю, что ты тоже меня любишь. Правда?

Я промолчала. Он снова коснулся губами моих губ, пробормотал: «Спокойной ночи», поднялся и вышел из кухни. Я еще долго лежала замерев и стараясь забыть ощущения от его ласк. Может, Нино хотел меня предупредить? Догадывался, что произойдет? Я чувствовала бесконечную ненависть к Донато Сарраторе и омерзение к себе, к своему телу, оказавшемуся способным испытывать подобное удовольствие. Сегодня это может показаться невероятным, но, насколько я помню, до того вечера я понятия не имела, что такие удовольствия существуют, и это меня потрясло. Я пролежала в одной и той же позе несколько часов, но с первыми лучами солнца вскочила, сложила вещи, разобрала постель, написала Нелле пару слов благодарности и ушла.

Остров был погружен в тишину, на море стоял штиль, только запахи ощущались сильнее обычного. На деньги, выданные мне матерью месяц с лишним назад, я купила билет на ближайший паром. Как только он отошел от берега и остров, подсвеченный нежными красками раннего утра, растаял вдали, я вспомнила о Лиле и подумала, что теперь мне наконец есть что ей рассказать: вряд ли с ней случилось что-нибудь столь же невероятное. Но следом за этой мыслью пришла другая, и я поняла, что презрение к Сарраторе и отвращение к себе не дадут мне и рта раскрыть. На самом деле я и сейчас с трудом подбираю слова, чтобы впервые в жизни описать, чем внезапно закончились мои каникулы.

36

Неаполь встретил меня вонью и изнурительной жарой. Мать, ни слова не сказав о том, как я изменилась, — никаких прыщей, кожа шоколадная от загара, — набросилась на меня с руганью за то, что я вернулась раньше намеченного.

— Что ты там натворила? — бушевала она. — Плохо себя вела? Подруга учительницы тебя выгнала?

Реакция отца была прямо противоположной: он блеснул глазами и раз сто повторил: «Мадонна! Какая красавица у меня дочь!» Братья презрительно скривились: «Ты прямо как негр».

Я посмотрелась в зеркало и сама себя не узнала: солнце снова сделало меня яркой блондинкой; лицо, руки, ноги будто окрасились в цвет темного золота. На Искье, среди загорелой толпы, преображение казалось мне естественным, но здесь, в нашем квартале вылинявших улиц и болезненно бледных лиц, моя яркость воспринималась как ненормальная. Соседи, здания, запруженное транспортом пыльное шоссе напоминали плохо пропечатанную газетную фотографию.

Первым делом я побежала искать Лилу. Покричала ей со двора, она высунулась в окно, увидела меня и сразу спустилась. Мы обнялись и поцеловались. Она наговорила мне комплиментов, чем очень меня удивила: раньше она никогда не давала воли таким бурным чувствам. Она была вроде бы прежней, но в то же время другой. За прошедший месяц с небольшим она заметно повзрослела — не девочка, а молодая женщина лет восемнадцати. Старое платье было ей коротко и узко, как будто она за несколько минут прямо в нем и выросла, и тесно обтягивало стройную высокую фигуру с прямыми плечами. Очень бледное лицо на хрупкой шее поразило меня красотой и изяществом.