– Потому что их слишком много, – устало ответил Томас, – а у нас нет столько стрел. И мы устали.
Войско измоталось в походе до последней степени. Джейк, как и дюжина других стрелков из отряда Уилла Скита, шел босым. Раненые ковыляли сами, повозок не было, а больных, если они не могли идти или ползти, бросали. Жизнь была дерьмом.
Томас устроил Элеоноре и себе убежище из ветвей и дерна. Внутри хижины, где вовсю дымил костерок, было сухо.
– Что будет со мной, если вы проиграете? – спросила Элеонора.
– Мы не проиграем, – ответил Томас, хотя в его голосе было мало уверенности.
– Что со мной будет? – снова спросила она.
– Поблагодари французов, которые тебя найдут, скажи, что тебя заставили идти с нами против твоей воли, и тебя отправят к твоему отцу.
Элеонора задумалась над этим ответом, но, похоже, он ее не убедил. В Кане она поняла, что солдаты после победы не руководствуются рассудком, а становятся рабами своих желаний. Она поежилась.
– А что будет с тобой?
– Если останусь в живых? – Томас покачал головой. – Меня возьмут в плен. Я слышал, пленников отправляют на юг, на галеры. Если оставят в живых.
– Почему же не оставить?
– Они не любят лучников. Они нас ненавидят. – Он пододвинул к огню охапку папоротника, стараясь высушить листья, прежде чем сделать из них постель. – А может быть, никакого сражения и не будет, потому что мы опередили их на целый дневной переход.
Говорили, что французы снова выступили из Аббевиля и перешли реку, и это означало, что охотники приближаются. Но англичане на день опережали их и, возможно, успели бы добраться до своих крепостей во Фландрии. Возможно.
Элеонора заморгала от дыма:
– Ты не видел рыцаря с тем копьем?
Томас покачал головой.
– Даже не высматривал, – признался он.
Меньше всего в эту ночь он думал о таинственных Вексиях. И естественно, не ожидал увидеть копье. Это была фантазия мессира Гийома, а теперь еще и страсть отца Хобба, но для Томаса копье не стало наваждением. Остаться живым и найти что-нибудь поесть – вот что было его основными желаниями.
– Томас! – позвал снаружи Уилл Скит.
Томас высунул голову и увидел рядом со Скитом закутанную в плащ фигуру.
– Я здесь, – сказал он.
– Вот тебе компания, – угрюмо проговорил йоркширец и пошел прочь.
Закутанная фигура нагнулась, чтобы войти, и Томас с удивлением узнал Жанетту.
– Мне не следовало приходить сюда, – поздоровалась она, втискиваясь в дымное помещение. Она скинула капюшон и увидела Элеонору. – Кто это?
– Моя женщина, – по-английски ответил Томас.
– Скажи ей, чтобы ушла, – по-французски приказала Жанетта.
– Останься, – сказал Томас Элеоноре. – Это графиня Арморика.
Жанетту задело, что Томас противоречит ей, но она не стала настаивать, а протянула Томасу мешок. Там были окорок, буханка хлеба и глиняная бутыль вина. Томас увидел, что хлеб пшеничный, хорошего помола, какой могли себе позволить лишь богачи, а приправленный гвоздикой окорок был липким от меда.
Он передал мешок Элеоноре со словами:
– Пища, достойная принца.
– Отнести Уиллу? – спросила девушка, так как лучники договорились делиться пищей.
– Да, но это может подождать.
– Я отнесу сейчас, – сказала девушка и, накинув на голову плащ, исчезла в сырой темноте.
– Она довольно красива, – по-французски заметила Жанетта.
– Все мои женщины красивые, – сказал Томас. – Все достойны принца.
Жанетта бросила сердитый взгляд, а может быть, ее просто раздражал дым от костерка. Она осмотрела хижину.
– Это напоминает мне наше путешествие.
– Тогда не было холодно и сыро, – сказал Томас.
«И ты была безумна, – хотел он добавить, – и я нянчился с тобой, а потом ты ушла, даже не оглянувшись».
Жанетта уловила враждебность в его голосе.
– Принц думает, что я пошла на исповедь, – сказала она.
– Тогда признайся мне в своих грехах, – ответил Томас, – и тебе не придется врать его высочеству.
Жанетта пропустила это мимо ушей.
– Ты знаешь, что теперь готовится?
– Мы бежим, они гонятся за нами и либо догонят, либо нет, – грубо ответил он. – А если догонят, будет кровопускание.
– Догонят, – уверенно проговорила Жанетта, – и будет сражение.
– Откуда ты знаешь?
– Я слушаю, что докладывают принцу. Французы идут по хорошим дорогам, а мы нет.
Это звучало правдоподобно. Дорога от брода, через который английское войско перешло Сену, вела только в болота и леса. Брод связывал деревни, но не лежал на большом торговом пути, поэтому хорошие дороги не шли от его берегов. А французы перешли мост у Аббевиля, купеческого города, и вражеское войско ускоренным маршем двигалось по широкому тракту в Пикардию. Его солдаты хорошо питались, хорошо отдыхали и шли по хорошей дороге.
– Значит, будет сражение, – сказал Томас, трогая свой черный лук.
– Непременно будет, – подтвердила Жанетта. – Это решено. Вероятно, завтра или послезавтра. Король говорит, что у самой опушки леса есть холм, где можно обороняться. Он говорит, это лучше, чем дать французам обогнать нас и преградить дорогу. Но в любом случае… они победят, – добавила она после короткой паузы.
– Возможно, – согласился Томас.
– Победят, – повторила Жанетта. – Я слышу, что говорят, Томас! Их слишком много.
Томас перекрестился. Если Жанетта права, а у него не было причин подозревать ее во лжи, командование войска утратило всякие надежды. Но это не означало, что и он отчаялся.
– Сначала нас надо разбить, – упрямо сказал Томас.
– Разобьют, – с жестокой уверенностью проговорила Жанетта. – И что тогда будет со мной?
– С тобой? – удивленно переспросил он и осторожно прислонился к стене своего убогого жилища.
Элеонора, наверное, уже отнесла пищу и спешила назад, чтобы послушать их разговор.
– А мне какое дело, что будет с тобой? – громко произнес Томас.
Жанетта бросила на него злобный взгляд:
– Ты когда-то поклялся, что поможешь вернуть моего сына.
Томас снова перекрестился.
– Поклялся, моя госпожа, – признал он и подумал, что слишком легко дает обеты; одного хватило бы на всю жизнь, а он дал их больше, чем мог запомнить, не то что сдержать.
– Так помоги, – потребовала Жанетта.
Томас улыбнулся: