Арлекин. Скиталец. Еретик (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Бернард Корнуэлл cтр.№ 44

И вдруг он повернулся к ней:

– Кажется, в Ла-Рош-Дерьене есть стряпчий по имени Бела?

– Да, действительно, ваша светлость.

– Он утверждает, что ваша мать была еврейкой.

Последнее слово прозвучало с особой резкостью.

Жанетта приоткрыла рот от изумления. Несколько мгновений она была не в силах вымолвить ни слова, голова кружилась. Не верилось, что Бела мог такое сказать. Наконец ей удалось собраться.

– Это ложь!

– Он также сообщает нам, – продолжил герцог, – что вы просили у Эдуарда Английского права получать оброк с Плабеннека.

– Что мне оставалось?

– И просили опеки над вашим сыном со стороны Эдуарда? – язвительно спросил герцог.

Жанетта открыла и снова закрыла рот. Обвинения были так грубы и следовали так быстро, что она не знала, как защититься. Это правда, ее сын был взят под опеку короля Эдуарда, но Жанетта тут была ни при чем; она даже не присутствовала, когда граф Нортгемптонский принял такое решение. Но прежде чем Жанетта успела возразить или объяснить что-либо, герцог заговорил снова:

– Бела сообщает нам, что многие горожане Ла-Рош-Дерьена довольны английскими захватчиками.

– Да, некоторые, – признала Жанетта.

– И что вы, мадам, держите в своем доме английских солдат, которые охраняют вас.

– Они силой ворвались в мой дом! – в негодовании воскликнула графиня. – Ваша светлость должны верить мне! Я не хотела их пускать!

Герцог покачал головой:

– Нам кажется, мадам, что вы оказали гостеприимство нашим врагам. Ваш отец был виноторговцем, не так ли?

Жанетта была слишком изумлена, чтобы что-то ответить. До нее постепенно стало доходить, что Бела предал ее, и все же она не оставляла надежды убедить герцога в своей невиновности.

– Я не оказывала им гостеприимства. Я сражалась против них!

– Торговцы, – сказал герцог, – преданы только деньгам. У них нет чести. Честь нельзя купить, мадам. Она дается от рождения. Как конь получает от рождения резвость и храбрость, а собака – сообразительность и свирепость, так же и благородный человек наследует честь. Как из пахотной лошади не сделаешь скакуна, так и из торговца не сделаешь благородного человека. Это противоречит естеству и божеским законам. – Он перекрестился. – Ваш сын – граф Арморика, и ему дарована честь, но вы, мадам, – дочь торговца и еврейки.

– Это неправда!

– Не кричите на меня, мадам, – холодно проговорил герцог. – Вы утомляете меня. Вы посмели явиться сюда, вырядившись в лисий мех, и ожидали получить у меня убежище? И чего еще? Денег? Я дам приют вашему сыну, а вам, мадам, я дам мужа. – Неслышно ступая по оленьей шкуре, он подошел к ней. – Вы не годитесь в матери графу Арморике. Вы предоставили свой дом врагу, у вас нет чести.

– Я… – снова запротестовала было Жанетта.

Но герцог вдруг ударил ее по щеке:

– Замолчите, мадам. Замолчите! – Он потянул за шнуровку ее корсажа, а когда Жанетта осмелилась оказать сопротивление, ударил ее снова. – Вы шлюха, мадам, – сказал герцог и, потеряв терпение с запутанной шнуровкой, поднял с ковра оставленные слугой ножницы и разрезал шнурки, обнажив грудь Жанетты.

Женщина была так изумлена, оглушена и напугана, что даже не пыталась защититься. Это был не сэр Саймон Джекилл, а ее господин, племянник короля и дядя ее мужа!

– Вы красивая шлюха, мадам, – с ухмылкой проговорил герцог. – Чем вы очаровали Анри? Еврейской ворожбой?

– Нет! – заплакала Жанетта. – Пожалуйста, не надо!

Герцог расстегнул свое одеяние, и Жанетта увидела, что под ним ничего не надето.

– Нет! – снова повторила она. – Прошу вас, нет!

Герцог толкнул ее, и она упала на кровать. Его лицо по-прежнему не выражало никаких чувств – ни похоти, ни удовольствия, ни гнева. Он задрал ей юбку, забрался на кровать и изнасиловал ее без каких-либо признаков наслаждения. Если его лицо что-то и выражало, то только злобу. В конце концов, содрогаясь, он рухнул на нее. Жанетта плакала. Герцог вытерся ее бархатной юбкой.

– Это плата за недоимку с Плабеннека, – сказал он, потом слез с нее, встал и запахнул горностаевые края одежды. – Вас разместят на ночлег поблизости, мадам, а завтра я выдам вас за одного из моих латников. Ваш сын останется здесь, а вы отправитесь туда, куда пошлют вашего нового мужа.

Жанетта рыдала на кровати. Состроив гримасу отвращения, герцог перекрестил комнату и преклонил колени перед распятием.

– Приведите в порядок платье, мадам, – холодно сказал он, – и возьмите себя в руки.

В корсаже осталось достаточно шнурков, чтобы удержать его на груди. Сквозь пламя свечей Жанетта взглянула на герцога.

– У вас нет чести, – прошипела она. – У вас нет чести!

Герцог не слушал ее. Он позвонил в колокольчик, потом сцепил руки и закрыл глаза в молчаливой молитве. И все еще молился, когда вошли священник и слуга. Они без единого слова взяли Жанетту под руки и отвели в маленькую комнатку под спальней герцога. Ее втолкнули внутрь, захлопнули дверь. Она услышала, как снаружи задвигают засов. Во временной темнице был набитый соломой тюфяк и куча метел, но никакой мебели.

Она бросилась на тюфяк и зарыдала. Ее сердце обливалось кровью.

За окном выл ветер, в ставни бил дождь, и Жанетте хотелось умереть.

* * *

Томаса разбудили городские петухи. Утро встретило его холодным ветром и проливным дождем, хлеставшим по промокшей парусине фургона. Томас откинул полог и уселся, глядя на лужи, растекшиеся по мощенному булыжником двору. От Жанетты не было никаких известий, и он подумал, что их и не будет. Уилл Скит был прав. Жанетта жестка, как кольчуга, и теперь она оказалась на своем месте – в это холодное промозглое утро, вероятно, нежится в мягкой постели в теплой комнате с очагом, который заботливо натопили герцогские слуги. Она даже не вспомнит о Томасе.

«А какой весточки ты ожидал?» – спросил себя Томас. Проявления привязанности? Он хотел этого, но убеждал себя, что просто ждет от Жанетты подписанного герцогом пропуска, хотя и понимал, что никакого пропуска не нужно. Он просто должен идти на северо-восток, полагаясь на защиту своего наряда доминиканца. Томас слабо представлял, как добраться до Фландрии, но знал, что где-то поблизости от этой местности находится Париж. Поэтому он считал, что нужно отправиться вдоль реки Сены и она приведет его из Рена в Париж. Больше всего его беспокоила возможная встреча на дороге с каким-нибудь настоящим доминиканцем, который сразу поймет, что Томас имеет весьма смутные представления о порядках братства и о его иерархии. Но он утешал себя тем, что шотландские доминиканцы, вероятно, страшно далеки от цивилизации и потому его невежество будет воспринято как должное. Как-нибудь обойдется, говорил он себе.

Томас смотрел, как по лужам хлещет дождь. «Ничего от Жанетты не дождешься», – подумал он и, подтверждая это унылое пророчество, собрал свой скудный багаж. Кольчугу оставлять было жаль, но она много весила, и он запихнул ее в фургон, потом сунул в мешок три связки стрел. Семьдесят две стрелы тоже были нелегкой ношей, а их наконечники грозили прорвать мешок, но не хотелось путешествовать без этих связок, перевязанных пеньковой тетивой. Еще одной тетивой он воспользовался, чтобы привязать к ноге нож. Его, как и кошелек с деньгами, скрывала черная сутана.