– Нет, – поспешно сказала Жанетта.
– Я не…
– В другой раз. Мне надо привыкнуть к тому, что ты здесь. Я устала от мужчин, Томас. Со времен Пикардии… – Она умолкла, и Томас решил, что слов больше не последует, но тут графиня пожала плечами. – Со времен Пикардии я живу как монахиня.
Он поцеловал ее в лоб.
– Я люблю тебя, – сказал Томас, ничуть не покривив душой, но все равно удивившись тому, что произнес это вслух.
Какое-то время она молчала. Отраженный свет от двух жаровен отсвечивал красным в ее глазах.
– А что случилось с той девушкой? – спросила Жанетта. – С той бедной крошкой, о которой ты так заботился?
– Плохо заботился, – ответил Томас. – Я не сумел защитить ее, и она умерла.
– Все мужчины – ублюдки, – заявила его спутница и потянула за веревку, поднимавшую дверной засов. Она немного помедлила, а потом сказала: – Но я рада, что ты здесь.
И, не оглядываясь, скрылась за дверью. Дверь затворилась, и засов опустился.
Сэр Джеффри Карр уже решил, что он дал маху, отправившись в Бретань. Шло время, а о Томасе из Хуктона так ничего и не было слышно, а когда лучник наконец объявился, он, казалось, меньше всего собирался искать какое-либо сокровище. Подобное бездействие казалось странным, и сомнения сэра Джеффри все усиливались. Но тут наконец Пугалу удалось выяснить, что за планы вынашивал Томас из Хуктона, и то, что он узнал, привело сэра Джеффри в дом мэтра Бела.
Ла-Рош-Дерьен поливал дождь. Старожилы говорили, что это была одна из самых сырых зим на их памяти. Канава за пределами укрепленной городской стены переполнилась и разлилась так, что напоминала крепостной ров, а многие пойменные луга реки Жанди походили на озера. Улицы города раскисли, сапоги вязли в липкой грязи, и женщины ходили на рынок в неуклюжих башмаках на толстой деревянной подошве, предательски скользивших на неровных улицах. Вдобавок и подолы их платьев были заляпаны грязью. С другой стороны, затянувшиеся дожди защищали от огня и существенно затрудняли какие бы то ни было осадные действия. Осадные машины, будь то катапульты, требюшеты или пушки, нуждались в твердой почве, а не в трясине, да и люди не могли идти в наступление по болоту. По слухам, Ричард Тотсгем без устали молил Бога о продлении и усилении дождей и возносил благодарность за каждое утро, которое выдавалось серым и туманным.
– Промозглая нынче зима, сэр Джеффри, – приветствовал Бела Пугало, украдкой присматриваясь к своему гостю.
Лицо его показалось законнику грубым и безобразным, а одежда, хотя из прекрасной материи и хорошего шитья, явно предназначалась для более плотного человека. Из чего следовало, что или англичанин недавно резко похудел, или, что казалось более вероятным, он позаимствовал это платье у мертвеца.
Висевший на его поясе свернутый в кольцо кнут производил странное впечатление, но Бела не претендовал на то, будто разбирается в воинском снаряжении.
– Надо же, как нынче дожди зарядили, – продолжил он, жестом приглашая Пугало сесть в кресло.
– Зима такая, словно черт обмочился, – проворчал сэр Джеффри, чтобы скрыть свою нервозность, – ничего, кроме дождя да холода.
Он нервничал, так как полной уверенности в том, что, как судачили в тавернах, этот тощий осторожный законник сочувствует Карлу Блуа, у него не было. Вдобавок Дикона и Попрошайку ему пришлось оставить внизу, во внутреннем дворе, а без них Пугало чувствовал себя не в своей тарелке. Особенно если учесть, что рядом с костлявым крючкотвором маячил здоровенный детина в толстом кожаном нагруднике и с длинным мечом на боку.
– Пьер охраняет меня, – пояснил Бела, приметив, как поглядывает на здоровяка сэр Джеффри. – Защищает от врагов, которые заводятся у каждого честного юриста. Пожалуйста, сэр Джеффри, прошу присесть.
Он снова указал жестом на кресло. В очаге теплился слабый огонь, дым втягивался в новый, недавно устроенный дымоход. Физиономия законника была голодной, как морда горностая, и бледной, словно брюхо ужа. Он носил длинный черный камзол, отороченный черным мехом, и черную шляпу, прикрывавшую уши, хотя сейчас он слегка сдвинул ее набок, чтобы слышать Пугало.
– Parlez-vous français?
[26] – спросил законник.
– Нет.
– Brezoneg a ouzit?
[27] – осведомился адвокат, но, увидев на физиономии Пугала тупое выражение, пожал плечами. – И по-бретонски тоже нет?
– Я ведь только что объяснил, что не говорю по-французски.
– Французский и бретонский – это разные языки, сэр Джеффри.
– Не один ли черт, если ни тот ни другой язык не английский! – воинственно заявил гость.
– Может, вы и правы. Увы, я сам не очень хорошо говорю по-английски, но постепенно учусь. В конце концов, это язык наших новых хозяев.
– Хозяев или врагов? – уточнил Пугало.
Бела пожал плечами:
– Я человек… как это лучше сказать по-вашему? Ага, деловой. А быть деловым человеком и не нажить врагов, надо полагать, невозможно. – Он снова пожал плечами, как будто говорил о пустяках, а потом откинулся в кресле. – Но надо думать, сэр Джеффри, вы тоже явились ко мне по делу. Наверное, с вопросом о передаче собственности или о заключении какого-нибудь соглашения? Итак, что за дело?
– Жанетта Шенье, графиня Арморика, – сказал сэр Джеффри напрямик.
Бела удивился и насторожился, но виду не подал. Он прекрасно знал, что Жанетта жаждет мести, и все время пребывал в бдительном ожидании ее козней, но сейчас напустил на себя безразличие.
– Я знаю эту леди, – признал законник.
– А она знает тебя. Знает и не любит тебя, мсье, – сказал сэр Джеффри, произнеся последнее слово с явной издевкой. – До того не любит, что очень хотела бы бросить твои яйца на сковородку и разжечь под ней огонь посильнее.
Бела повернулся к лежащим на столе бумагам с таким видом, словно посетитель утомил его.
– Я уже сказал, сэр Джеффри, что у честного юриста неизбежно заводятся враги. Но мне не о чем беспокоиться. Я нахожусь под защитой закона.
– Наплюй на закон, Бела, – решительно заявил сэр Джеффри. Его глаза, на редкость бледные, следили за юристом, который притворялся, что занят заточкой пера. – Допустим, что леди вернет себе сына, – продолжил Пугало. – Предположим также, что она отвезет своего сына Эдуарду Английскому и сделает так, что мальчик принесет вассальную присягу герцогу Иоанну. Закон не помешает им отрубить твои яйца, верно? Раз-два, чик-чик, откромсали, на сковородку и добавили дровишек в очаг, а?
– Подобный вариант развития событий, – сказал Бела с выражением явной скуки, – не может иметь для меня решительно никаких последствий.