Папа, я проснулась! (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Марианна Гончарова cтр.№ 16

Ну и вот: в тот день, когда наша сборная в очередной раз продула, Фима продолжал и продолжал нудно отпрашиваться, жаловался, что у него гастрит, что ему нельзя пить. Ну ладно, можно чуть-чуть, но нельзя пить натощак, надо кушать, ныл и ныл Фима — выйди-из-воды. У него, как всегда в подобных случаях, появилась трагичная пластика — он закатывал глаза, красиво подпирал голову растопыренными пальцами, обнимал себя за плечи, мотал головой и нервно хихикал. Все котлеты из холодильника, овощи, сало, копченую скумбрию уже давно съели. Гриша угрожал пистолетом, а Фима уже кричал, уже рвал на себе светло-серую бобочку с пуговками розовыми маленькими, мол, стреляй, я все равно пить не буду, мне надо закусывать.

И Гриша наморщил лоб и спросил мрачно:

— А салат? Бушь?

— Б-ду, — согласился Фима — выйди-из-воды.

— Иди нарежь там, на клумбе, всего. Там есть. Алка посадила. Там… Петрушку, лук, молодой чеснок, потом там… еще там ук… укроп… Ща… Щас… Щавель там. И салат! В самом центре, — Гриша отложил пистолет и показал пальцами, какой пышный салат посадила его жена Алла. — Таким пучком салат. Иди!

Фима пошел во двор и в свете луны нарезал с грядочки под окном, любовно посаженной, кухонными ножницами всякой зелени. Гриша по-хозяйски покрошил все это мелко в салатницу, еще спросил Фиму — выйди-из-воды, чем заправлять, майонезом или подсолнечным, а Фима капризно потребовал, чтобы оливковым. И нашлось оливковое. Посыпали крупной солью, поперчили. И застолье покатилось дальше, все накинулись на салат с черным хлебом и сидели еще, и ругали футболистов, пока Фима вдруг не улизнул, а вместе с ним неожиданно исчез и пистолет.

Да, я не сказала же еще, что наши дома, включая дом Гриши, стоят на берегу реки Ракитнянки. А Фимин дом стоит на другом берегу. Мост через реку от нашего квартала далеко. Так что мы все, которые трезвые, ходим на другую сторону долго, через мост. Но это мы. Но не Фима же, который «выйди-из-воды». Вот именно этого всегда и боялась Фимина семья, потому что если на суше у Фимы были провожатые — собаки-таксисты, то дельфинов в реке Ракитнянке до сих пор почему-то не встречалось.

Обнаружив отсутствие Фимы, а затем — о, ужас! — и пистолета, маршал, бодро шатаясь, вскочил и, выбросив по-наполеоновски руку, вскричал:

— Догнать! Обезоружить и доставить в штаб!.. — и добавил: — Брать живым!

В ту роковую ночь Фима — выйди-из-воды, удирая от маршала Жукова, попытался даже отдать Боженьке душу путем купания в нашей реке, поскольку плавать он, благодаря дедушке, так и не научился. Но раз был не очень трезв, а значит, был бесстрашен, то как-то в результате выкарабкался на родной берег. Он даже от страха утонуть хотел, из Гришиного пистолета застрелиться, но к тому моменту, когда ему пришла в голову эта спасительная мысль, пистолет Гришин Фима — выйди-из-воды вполне удачно утопил…

Если говорить честно, то сам Фима так бы на свой берег и не вылез. Вытащили, конечно, братья по разуму. Единственному. Хотя и коллективному. Зацепили чем-то и выволокли. Пистолет не нашли, хоть и, гонимые своим полководцем, шарили по дну Ракитнянки два дня, пока не протрезвели.

Вроде бы и вся история, если не учитывать, что, когда утром я вышла пить кофе на террасу, я вдруг увидела, что все мои прекрасные астры радужных расцветок, махровые и ромашковые, так ласкавшие глаз, срезаны под корень. Даже передать не могу, что я испытала. А нет — как раз могу. Я бы, конечно, очень расстроилась, если бы не услышала, как растерянная Алла, Гришина жена, кричала:

— Дожились! Что они ели?! Чем закусывали?! Они астры ели! Четыре известных в городе человека, уважаемые даже, можно сказать, люди сожрали клумбу. Чужую! Соседскую! Под маслом. Для загара! Они сожрали астры Гончаровых! Нет хоть бы женщинам цветы подарили или продали на худой конец, так нет — они их съели!

Да, друзья мои, какое все-таки разнообразие людей-человеков на этой планете! Как прекрасен и уникален Гриша — когда-выпью-полководец! А Фима — выйди-из-воды?! А другие?!

Они потом долго не собирались. То ли стыдно было, то ли лечились коллективом, не знаю.

Гриша-маршал, к слову, уехал в Крым. Алла по скайпу мне рассказывала, что вокруг дома столько насажала всяких цветов разных: и астры, и ноготки, и левкои, и петушки, и роз двадцать кустов. Закусывай — не хочу!

Провизор в одной аптеке у нас появился. Что-то есть в нем от кота. И невозможно понять что.

Гыза его фамилия. Всем желающим он рассказывает, что фамилия это французская и что он из боковой ветви какой-то французской династии. Видимо, Гизов. И главное, что: аптек в городе — на каждого человека по две, а все бегут туда, где этот престолонаследник. Любопытный у нас народ. Да я и сама такая.

Слушайте, откуда столько чудаков у нас в городе? Ну откуда? Один хвастается, что он лекарь-врачеватель. А сам без диплома вообще и анатомический атлас в глаза не видел, позвоночник от зубов отличить не может. Но ходит с таким себе саквояжиком повсюду. Важный. Бороду отрастил. Лапочки трет одну о другую. Ничего тяжелей рюмки не поднимает. Ему руки надо беречь. Типа он вправляет позвонки всем. Уже столько народу покалечил, а все равно идут к нему, доверчивые наши. Я сама у него была. Потом уже, конечно, к нормальному врачу. Как и все, собственно. Врач-мануал наш дипломированный только бровью водит и вздыхает обреченно, мол, что ж за идиоты в этом городе живут. (Хотела написать другое слово вместо слова «идиоты», а компьютер сказал, что синонима слову «идиоты» нету. Идиоты — они же идиоты и есть.)

Потом эта… Девять классов образования… Восемь мужей с чемоданчиками картонными туда-сюда шастают, уходят, возвращаются. Соседи, мол, о, пятый вернулся! А нет — это третий вроде.

О, седьмой побежал со двора. Гляди-гляди, несется как, не оглядывается даже. Такая роковая женщина: парик у нее черный под Валерия Леонтьева, зуб золотой и всякие перстни с черепами на руках. И ногах. Но устроилась хорошо: психоаналитик она. Толкует народу сны. В основном, к ней женщины ходят. Обретать надежду и просветление.

Еще один. Дизайнер Юрик. Ужас! Ни один ремонт до конца не довел. Входил в дом, стены валил, все крушил, мотал перед заказчиком ворохом чертежей, ходил генералом по руинам, потом кушал плотно, запивая вкусным и крепким, — наши хозяйки умеют принимать — и уходил. Навсегда. Зато люди говорят, мол, специальный дизайнер у нас тут работал. Хотя сами потом по ночам все восстанавливали, доклеивали, докрашивали. Переделывали.

И главное, все же заказчики его часто встречают в городе, этого Юрика, но, видно, потревожить боятся. Народ у нас до поры до времени терпеливый и деликатный. Толерантный у нас народ. Дизайнер Юрик ходит медленно и устало по улицам, нерадостный, но с непроницаемым и суровым лицом, на робкие приветствия и вопросы не отвечает, одетый во все иностранно-милитаристское, как Че Гевара перед последним боем в Боливии, в беретике, в огромных темных очках и жиденькой бородке.

Такие доверчивые наши люди, ну такие ж доверчивые… Теперь этот появился. Ну Гыза, аптекарь, я вам говорила. Вот же тянет их к нам в город!