Две жены для Святослава - читать онлайн книгу. Автор: Елизавета Дворецкая cтр.№ 50

Но нет. Под гул гостей, вновь принявшихся за еду и пиво, Рагнвальд опомнился. Ингер не принимала крещения. Теперь он встретит ее после смерти, только если попадет в Хель.

Но как мужчина из рода Одина может хотя бы подумать о том, чтобы попасть после смерти в Хель, а не в Валгаллу?

* * *

На третью ночь йоля принято давать обеты. С утра (то есть с полудня, когда народ начал понемногу просыпаться и выходить проветриться) Рагнвальд чувствовал себя так, будто сегодня предстояла его свадьба. Чуть не каждый встречный смотрел на него с неким намеком, ожиданием, иные даже подмигивали: дескать, мы знаем, что будет!

– Ну что, ты решился? – спросил его Харальд.

У конунга, почти не спавшего ночь, тоже был усталый вид, и он не столько ел, сколько возил ложкой в овсяной каше, будто надеялся найти там тот волшебный орешек и съесть только его.

– Что – решился? – с выразительной угрюмостью спросил Рагнвальд, уже знающий ответ.

– Регне, давай поговорим, как мужчины…

– Когда это я разговаривал с тобой, как женщина!

– В твоем мужестве никто не сомневается. А значит, весной тебе понадобятся корабли и дружина. Я могу помочь тебе снарядить все это – в счет стоимости усадьбы, как мы договорились. Ты же не собирался на эти деньги купить овец и потом торговать шерстью, нет?

Рагнвальд угрюмо молчал. «Весной тебе понадобятся корабли и дружина». Как мог он сказать «нет»? А что понадобится? Не прялка же с веретеном! Не собрался же он вечно бродить вокруг отцовского поминального камня! Ничего лучше для себя, чем новый поход, Рагнвальд и сам не мог придумать, но оттого, что его в этот поход своими руками выпихивал Харальд, вместо воодушевления пришли лишь досада и гнев.

– Сейчас самое подходящее время нам с тобой заключить договор, – продолжал Харальд, пристально наблюдая за ним из-под густых белесых бровей. Не будучи человеком наивным, он легко угадывал чувства шурина и ожидал от него приступа возмущения. – Мы поднимем обетные кубки и принесем клятвы. Я поклянусь помочь тебе снарядить корабли, выдать часть стоимости усадьбы оружием, парусами, канатами и прочим, а также съестными припасами. Количество людей – обсудим. Я пообещаю поддерживать тебя всем, что будет в моих силах, как подобает при нашем родстве. А ты поклянешься, что никогда не направишь это оружие и дружину против меня и не станешь добиваться моих владений.

Настала тишина. Все было ясно как день: Харальд предлагал ему всяческое содействие в завоевании владений где-нибудь в другом месте, подальше отсюда, в обмен на обещание не пытаться вернуть Южную Ютландию.

Рагнвальд встал. Ему очень хотелось грохнуть чем-нибудь тяжелым по столу и молча уйти. Но перед ним стояла Гуннхильд – побледневшая, с прижатыми к груди руками. Порвав с Харальдом, он порвет с ней, почти единственной родной душой на этом свете.

– Мне надо подумать, – выдавил он и вышел.

* * *

После полудня посыпал снег. От зимней хмурости тянуло обратно под кровлю дома, где тепло, пахнет дымом и жареным мясом, где хускарлы уже вновь выкатывают бочки с пивом, а служанки несут целые котлы похлебки, корыта жареных кур и блюда приготовленной всеми способами рыбы.

– Регне!

В удивлении он обернулся: через поле, по хрусткой от снега вялой траве, к нему спешила Гуннхильд. Рагнвальд невольно сделал несколько шагов ей навстречу. Словно торопился вытащить женщину из воды или уберечь от еще какой невзгоды: так странно выглядела молодая королева Дании в этом пустынном месте, среди могил. На ней был хенгерок цвета побуревшей, но еще упругой палой листвы, синий кафтан, отделанный золотистым узорным шелком, а сверху накинута огромная красная шаль с бахромой, сколотая под подбородком золоченой застежкой в виде трилистника.

– Я иду! – воскликнул Рагнвальд, подумав, что она, наверное, беспокоится о нем. – Зачем ты сама, послала бы людей! Королева!

– Нет, я искала тебя. – Гуннхильд подошла к нему вплотную, и теперь поминальный камень Сигтрюгга прикрывал их от ветра. – У меня к тебе дело.

– Дело?

– Да. Мы поговорили с Оди… Я хотела, чтобы она, она ведь старше и твоя мать, но она сказала, что это я – королева и Госпожа Кольца.

– О чем ты?

– Вот о чем. – Гуннхильд вынула из-под накидки руку, в которой оказался плотно завязанный кожаный мешочек.

Его Рагнвальд сразу узнал. Такие мешочки он не раз видел и у матери, и особенно у бабки Асфрид.

– Ты собираешься вынуть мне руны?

– Ну да. Решается твоя судьба. Знаешь, – Гуннхильд снизу вверх заглянула ему в лицо, – скажу тебе правду, мне кажется, что Харальд предлагает тебе очень стоящий договор. Здесь ваше соперничество убьет меня, разорит страну и не принесет блага никому из вас. Выиграют только Хакон да, может, Гуннхильд с ее сумасшедшим Эйриком ^[13]. Я бы могла только мечтать, чтобы ты просто жил с нами, но не могу вообразить, чтобы ты сам с этим смирился! А Харальд честно предлагает тебе возможность добыть славу, богатство, может быть, и впрямь целое королевство!

– И этим я буду обязан Харальду! – В досаде Рагнвальд едва не вдарил кулаком по заиндевелому боку поминального камня.

– Вовсе не Харальду, а нашим отцам и деду. Это ведь их усадьба, скот, все имущество. Ты просто возьмешь свое законное наследство и распорядишься им к своему благу. Это очень достойный выход, и все скажут, что такой раздел сделает честь вам обоим и мне. Давай вынем руны и узнаем, благоприятствует ли тебе судьба.

Гуннхильд мягко провела рукой по холодной поверхности камня. Гладко отесанная плита серо-желтого гранита была так высока, что даже потянувшись, с трудом удавалось достать рукой до верхнего края. Кверху плита слегка сужалась; надпись располагалась тремя полосами вдоль нее, так что цепочки крупных четких рун как бы лежали на боку. «Асфрид сделала этот надгробный памятник Сигтрюггу, своему сыну, на освященном месте погребения Кнута»… Как хорошо они знали этот камень, поставленный по отцу Рагнвальда их общей бабушкой! Эта надпись была первой, которую оба они еще подростками сумели прочесть – потому что давно знали наизусть. Они привыкли считать этот камень своим другом, предком, средоточием родовой памяти.

– Мне снилось… – начала Гуннхильд, – в первую ночь йоля… Но это был не сон. Я видела Фрейю. Она пришла, как и раньше приходила ко мне. Знаешь, это бывает, когда уже почти заснешь, но вдруг она заговорит с тобой, и ты просыпаешься. Как будто отталкиваешься от дна и снова видишь свет.

Рагнвальд молча ждал. С ним боги и духи не говорили, но Гуннхильд они давно отметили.

– Она сказала мне: «Трое было их – Олав, Кнут и еще Олав». И все. – Гуннхильд подняла глаза к застывшему в ожидании лицу брата. – Больше ничего не сказала. И я все эти дни думаю. Что она хотела… Может быть, что конунгов нашего рода здесь было трое…