– Да уж, – снова проворчала Кира. – Индивидуальность из них так и прет, так и прет, куда попало.
Дом, в котором был прописан и обитал Иван Алексеевич, оказался крайним слева от дороги. Красные облупившиеся стены основного дома, желтая гостевая пристройка, зеленый мезонин, светло-салатного цвета мансарда. Все это было защищено деревянным забором, выкрашенным в фиолетовый цвет. Причем в отличие от дома забор явно красился недавно и теперь поражал взгляд ядовито-ярким цветом.
Подруги поднялись на крыльцо приятного розоватого оттенка и постучали в синюю дверь. И они совсем не удивились, когда открывшая им дверь старушка оказалась такой же пестрой окраски. Седые волосы были перевязаны ярко-алой детской ленточкой, кофта связана из остатков шерстяных моточков, цветастая юбка и длинные, опять же, разноцветные, полосатые гетры составляли единый ансамбль несовместимости.
Вид у бабульки, короче говоря, был малость прибабахнутый. Подруги даже засомневались, туда ли они попали. Но услышав про Ивана Алексеевича, бабулька активно затрясла головой.
– Внучек это мой! – не без гордости заявила она. – Дохтур! Спины людям лечит. И дед евонный был той же специализации. По наследству в нашей семье у мужчин энтот талант передается. Муж мой, бывалыча, чуть только до косточки дотронется, уж знает, чем человек болен да что его мучает.
Старушка явно истосковалась по общению. И готова была болтать часами. Уж эта старушенция глухой не была. Длинная, худая и жилистая, она носила свою странную прическу, похоже, не меняя ее лет с двенадцати.
– Бабушка, внук ваш дома?
– Нет, не живет он туточки, – вздохнула старушка.
– А Марина?
– Эт-то хто ж такая?
– Жена его.
– Не-е, – замотала головой старушка. – Путаете вы, девки. Света у мово Ванечки в женах. А Маринка – это хто же? Что-то имя больно знакомое.
И она задумалась.
– А со Светой поговорить можно?
– С какой? – живо откликнулась бабка, будто бы только что и не витала мыслями в облаках.
– С женой вашего Вани!
– А хде ж я вам ее возьму? Говорю вам, не живуть они у меня!
– А где живут?
– В городе.
– В Санкт-Петербурге? – предположила Леся и оторопела, когда старушка спокойно ответила ей:
– Не, такого я не знаю. В Ленинграде они живуть.
Со старушкой все было ясно. В голове у нее все так основательно перемешалось, что веры ее словам у подруг не было никакой. Но и другого источника информации поблизости также не наблюдалось. Дом за спиной старушки был тих и пустынен. Вряд ли тут нашелся бы еще кто-то для дружеской беседы. Приходилось довольствоваться тем, кто был.
– А где именно они там живут? Телефон их у вас есть? – продолжали допытываться подруги.
– А как же! – воскликнула старушка. – Ванечка обо мне заботится. Каждую неделю продукты привозит. И забор вот летом покрасил. Денег мне дал, я краску в нашем магазине купила, а он покрасил. Видите, как красиво получилось?
– Ярко, – выдавила из себя Кира единственный комплимент, который она могла придумать в адрес забора. – А можно нам адрес Вани узнать?
– Не знаю, стоит ли оно того? – засомневалась вдруг старушка.
– Вы у него не были ни разу в гостях?
Этот провокационный вопрос заставил старушку буквально захлебнуться от гнева.
– Мой Ванечка меня к себе сто раз приглашал. И на машине даже в город возил. Была я у них. Он и жить мне с ними предлагал. Только зачем мне? Тут я привыкла. А в городе все чужое. Да и туалет у них в доме, стыдно сказать, прямо стена к стене с кухней. А я к такой антисанитарии не привыкла. Смущаюсь.
Старушка еще долго рассказывала о городском быте ее внука. Но ни разу в разговоре не мелькнули имена правнуков. А на прямой вопрос о детях старушка лишь вздохнула и сказала, что Светка с этим делом чтой-то не торопится.
– Больная она, не иначе, – в завершение беседы сказала старушка. – Вот беда. Бесплодную бабу в жены взял. И за что такое невезение? Хоть бы развелся, другую взял, чтобы потомством оделила.
И, видимо, сочтя, что теперь девушки достаточно введены в курс дела или по иным каким-то соображениям, но продиктовала им адрес своего внука.
– Квартира там новая, – заявила она напоследок. – Годика три назад Ванечка ее купил. Да вы съездите, сами посмотрите. С Ванечкой познакомитесь. А мальчик он у меня хороший. Добрый такой. Работящий. И вина не пьет. И самогона в рот не берет. Разве что после баньки. Так то не грех, то мужчине только на пользу.
Выйдя от старушки, подруги весело переглянулись.
– А бабушка дурочкой только прикидывается, – хихикнула Леся. – А как дело о правнуках зашло, сразу смекнула нас к своему внуку направить.
– Думаешь, рассчитывает, что он в кого-то из нас влюбится и бросит свою Светку?
– А как же? Да у нее на лице было написано: вот посмотрят они друг на друга, познакомятся, а там, глядишь, и дети у моего Ванечки от этих девок пойдут.
Кира покачала головой.
– Только, похоже, Иван Алексеевич уже давно себе на стороне семью завел. С детьми.
– От этой Марины?
– Ну, да.
– О, как! – воскликнула Леся. – Тебя ревнует, а сама мужика у законной жены увела!
– Так всегда и бывает. Кто сам на горячее польстится, тому потом даже на мороженое дуть приходится.
И подруги отправились к неизвестной им пока что Свете, уже заочно сочувствуя женщине. Мало того что муж от нее гуляет и завел себе семью на стороне, так еще и выбрал себе не тихую порядочную женщину, а какую-то дуру припадочную.
Однако женщина, открывшая подругам дверь, меньше всего нуждалась в том, чтобы ее жалели. Это была не просто женщина, а настоящая холеная самка. Больше всего она напоминала породистую персидскую кошку, приготовленную для выставки. На ней был роскошный шелковый халат, расшитый причудливыми узорами. Длинные густые волосы стекали до лопаток шикарной волной. А мягкая кожа лица будто бы светилась изнутри. На вид ей было лет двадцать семь, но могло быть и все тридцать пять. Она явно тратила много времени, чтобы так потрясающе выглядеть.
– Да, я – Светлана!
Произнесено это было с такой гордостью, что подруги сразу поняли: эта особа знает себе цену. Только что она могла найти в невзрачном Иване Алексеевиче с его мальчишеской худобой, оттопыренными ушами и тощими длинными конечностями кузнечика? Впрочем, если он сумел купить и обставить эту квартиру, то ответ напрашивался сам собой.
– Скажите, а мы могли бы поговорить с вашим мужем?
На невозмутимо фарфоровом личике Светланы промелькнула тень недовольства. Но памятуя, что от досады, как и от смеха, образуются морщинки, ее чело тут же разгладилось.