Я изо всех сил старался уловить что-нибудь, но безуспешно.
— Может, ты попытаешься повторить мне, что ты от них услышала? — предложил я.
Она попробовала. Что-то необычное и на ином, чем у нас, уровне. Было здесь какое-то другое качество, не очень внятное и как бы смазанное. Я решил, что, по-видимому, это из-за того, что Петра стремилась передать нечто ей самой непонятное. Я позвал Розалинду, но и она лучшего не добилась. Для Петры напряжение было слишком велико, поэтому после нескольких минут стараний мы решили отложить это на потом.
Хотя Петра время от времени срывалась на то, что, пользуясь звуковыми аналогиями, можно назвать оглушительным ревом, мы чувствовали гордость собственников, наблюдая за ее успехами. Нас охватило возбуждение, как будто мы открыли будущего знаменитого певца, только это было нечто гораздо более значительное…
— Это, — говорил Майкл, — должно стать очень и очень интересным, если, конечно, она не покалечит нас всех, прежде чем научится управлять собой.
Дней десять спустя после гибели пони, за ужином, дядя Аксель попросил меня помочь ему насадить колесо, пока еще не стемнело. Внешне в этой просьбе не было ничего особенного, но что-то в его взгляде заставило меня согласиться без колебаний. Я последовал за ним, и мы отправились за ригу, где нас никто не мог ни увидеть, ни подслушать. Он взял в рот соломинку и серьезно посмотрел на меня:
— Ну, Дэви, ты был неосторожен?
Есть много возможностей проявить неосторожность, но только об одной из них он мог спрашивать меня с таким видом.
— Не думаю, — ответил я.
— Тогда, может, кто из остальных? — предположил он.
И снова я с ним не согласился.
— Хм, — фыркнул он, — тогда можешь ответить, почему Джо Дарли расспрашивает о тебе? Есть какие-нибудь предположения?
Я понятия не имел и так ему и сказал. Он покачал головой.
— Парень, мне это не нравится.
— Только обо мне или о других тоже? — спросил я.
— О тебе и о Розалинде Мортон.
— А-а, — протянул я с беспокойством. — Но ведь это всего-навсего Джо Дарли… Может, он что-то услышал о нас и хочет раздуть скандал?
— Может быть, — сдержанно согласился дядя Аксель. — А с другой стороны, инспектор всегда использует Джо, когда ему надо что-нибудь разузнать потихоньку. Мне это не нравится.
Мне тоже стало не по себе. Но коль скоро Джо не обратился к нам, я не думал, что он сможет добыть против нас какие-нибудь улики. Ведь нам, сказал я дяде Акселю, нельзя предъявить ничего, никакого обвинения, которое подводило бы нас под какой-нибудь определенный пункт Правил об Отклонениях.
Дядя Аксель покачал головой:
— Эти правила только включают, но не исключают. Нельзя узаконить тысячи возможных случаев, а только наиболее частые. Так что могут появляться новые, которые рассматриваются отдельно. Это как раз входит в работу инспектора: наблюдать и в случае необходимости проводить расследование.
— Мы обсуждали, может ли такое произойти, — сказал я. — Но ведь если начнут выяснять, они же не будут знать, о чем спрашивать. Все, что нам надо будет делать, это притвориться удивленными, как все нормальные люди. Что может узнать Джо или кто-то другой? У них могут быть только подозрения, но никаких улик.
Однако дядя Аксель не мог успокоиться.
— А Рэчель? — предположил он. — Ее так потрясло самоубийство сестры. Ты не думаешь, что она…
— Нет, — уверенно ответил я. — Даже если не брать в расчет, что она не может обвинить нас, не уличая себя, мы бы знали, если бы она что-то скрывала.
— Ну ладно, а маленькая Петра? — спросил он.
Я уставился на него:
— Откуда вы знаете о Петре? Я никогда вам о ней не рассказывал.
Он удовлетворенно кивнул:
— Значит, она тоже. Я так и понял.
— Как вы узнали об этом? — Я не мог успокоиться, сразу начав соображать, кому еще могла прийти в голову такая мысль. — Она сама вам сказала?
— Да нет, как бы тебе сказать, я просто наткнулся на это. — Он помолчал и добавил. — Косвенным путем это пришло от Анны. Я предупреждал тебя, что ее брак с этим парнем до добра не доведет. Есть такой тип женщин, которым недостаточно сделаться рабыней мужчины, чтобы он о них ноги вытирал. Им надо полностью отдавать себя в его власть. Анна была такой.
— Уж не хотите ли вы сказать… Вы считаете, что Анна рассказала Алану о себе? — запротестовал я.
— Рассказала, — кивнул он. — Она сделала больше. Она рассказала ему обо всех вас.
Я смотрел на него с недоверием:
— Почему вы так уверены, дядя Аксель?
— Уверен, Дэви. Возможно, она не хотела этого. Возможно, она рассказала ему только о себе, будучи женщиной, которая не умеет хранить тайны в постели. Возможно, ему пришлось выбить из нее имена остальных. Но факт тот, что он их знал. Это точно.
— А если и знал, вы-то как узнали, что ему известно? — спросил я с возрастающей тревогой.
Он заговорил медленно, как бы вспоминая:
— Когда-то давно в Риго был в гавани кабачок. Его содержал некто Гроус и получал немалый доход. У него под началом работали три девушки и двое парней. Они исполняли все, что он говорил, буквально все. Если бы он захотел рассказать о них все, что знал, то один из молодчиков точно бы болтался на виселице за участие в корабельном мятеже, а две девицы — за убийство. Не знаю, что натворили остальные, но их он тоже держал в тисках. Это был шантаж в чистом виде. Если им давали чаевые, он забирал их целиком. Он следил, чтобы девушки были любезны с моряками, посещавшими кабачок, а то, что они извлекали из гостей, тоже брал себе. Я часто наблюдал, как он обращался с ними, видел выражение его лица, когда он смотрел на них. С каким злорадством. Потому что он знал, что они в его власти и им это известно. Стоило ему нахмуриться, и они начинали плясать вокруг него.
Дядя Аксель помолчал, задумавшись.
— Я никогда не думал, что снова увижу подобное выражение на лице человека. И где? В Вэкнакской церкви! Из всех мест! Мне стало нехорошо, когда я это увидел. Именно такое выражение. На лице у него, когда он рассматривал сначала Розалинду, потом Рэчель, потом тебя и, наконец, маленькую Петру. Больше его никто не интересовал. Только вы четверо.
— Вы могли ошибиться… Какое-то выражение лица… — начал я.
— Не какое-то! То самое выражение. Я узнал его. Меня как будто снова перенесло в Риго, в кабачок. Ну а кроме того, если я не прав, то как я узнал про Петру?
— Что вы сделали?
— Я пошел домой и хорошенько подумал о Гроусе, какую удобную обеспеченную жизнь он вел, и еще кое о чем. А потом я натянул на мой лук новую тетиву.
— Так это вы?.. — воскликнул я.