Остатки строения действительно быстро и аккуратно разобрали, чтобы никто не пострадал.
А у князя с княгиней состоялся первый серьезный разговор на равных.
Странная это была беседа — в опочивальне, откуда няньки поспешно унесли маленькую Елену и плотно прикрыли дверь. Иван Васильевич сидел, устало откинувшись на стену и вытянув ноги в темно-красных сафьяновых сапогах, вертел большой перстень на пальце.
В опочивальне богато, как и в остальных княжеских покоях, на полу большой, заглушающий шаги шемаханский ковер, всюду серебро и злато, лавки красным сукном покрыты. Софии очень не хватало зеркал, но в Москве их не делали, а с собой взять большое не догадалась, имела только поясное — в половину роста. Одежда тоже богатая — сплошь золотая вышивка и самоцветы. Иван Васильевич большой любитель и ценитель драгоценных камней, знал в них толк и собирал украшения.
Но сейчас он крутил перстень не глядя. София ждала, что скажет. Что-то должен сказать важное, она это сердцем чуяла. Но услышала вовсе не то, что ожидала.
Начала разговор она сама, поинтересовавшись:
— На Руси не строят большие здания из камня?
О Новгородской Софии и прочих постройках упоминать не стала, слишком хорошо известно, как ревниво относится к любой похвале соперников Иван Васильевич. Даже теперь он позвал посмотреть на останки собора не новгородцев, а псковичей. Те приехали, походили кругами, поцокали, головами покачали и… похвалили строителей за ровную кладку. Но для псковичей все, что ровней простой кучи кирпича, — уже ровно. А про раствор сказали, что слаб.
Сами же строители твердили, что в Москве в тот день трус невиданный был — земля тряслась. Это знал и сам великий князь, а потому никого наказывать не стал, только следовало найти строителей, которые возвели бы новые стены, не боявшиеся такого «труса». Никто не произносил вслух, но все понимали, что разрушение собора — Божья воля, как и чудесное спасение церкви внутри него. Да и без жертв даже при разборке обошлось, знать, Господь так решил, чтоб собору таковому не быть, а людям страдать ни к чему.
На вопрос жены Иван не фыркнул, как делал раньше, а серьезно ответил:
— Строили и не только в Новгороде. Во Владимире собор куда больше Софии. Да много где.
— А почему сейчас не строят?
— Разучились.
— Как так?
И снова князь спокойно объяснил, не отмахнулся:
— Чтобы чему-то научиться, нужны двое — ученик и учитель. А ордынцы у нас год за годом лучших умельцев или забирали, или убивали. Чаще второе, потому как умельцы на врагов работать не желали. В Новгороде остались, но они в стороне. А если некому учить, то скоро и учиться некому будет.
Он со вздохом снял сапоги, отбросил в сторону, снял кафтан, оставшись в одной рубахе, потом потянул через голову и ее. София старательно отводила глаза, но взгляд упорно возвращался к гладким мышцам сильного торса.
Князь не замечал (или делал вид, что не замечает?) взгляда жены. Сама она уже была в тонкой рубашке, сквозь ткань которой проступали темные круги сосков.
Иван снова сел, задумчиво глядя куда-то в стену. Что он там видел, этот до сих пор загадочный для Софии князь?
— Говорят, что русские князья сами виноваты в приходе Орды, мол, звали друг против друга. Потом, может, и звали. Но Орда сильней, всегда была сильней. У них народа тьмы и живут войной и грабежом. Все, кто под Ордой, не только строить, все делать разучились. Пока там, — он кивнул куда-то неопределенно, — в Риме учителя ученикам знания и мастерство передавали и вперед шли, мы по лесам прятались. Отстали очень.
София замерла. Впервые муж раскрывал ей свое видение мира, пусть только кое-что, но это уже начало.
— Ты меня спрашивала, почему в Москве только иконы, а таких портретов, как твой, не рисуют. На Руси только церкви выстояли, только иконы и сохранились. Ордынцы чужих богов боятся обижать, потому редко церкви трогали и даже грабили не всегда. А других мастеров, чтобы не иконы, а портреты писали, у нас нет. Людей толковых много, но учиться не у кого. А сами будем придумывать долго.
Что-то подсказывало Софии, что в этой фразе и кроется главное, о чем хочет поговорить муж.
Москва действительно отстала, и не только в строительстве, за стеной лесов она словно спала столько лет.
— Многих ли в Риме знаешь?
— Кого? — удивилась вопросу София.
— Тех, кто строить умеет, пушки лить, монету чеканить, рудознавцев, мосты чтоб строили… Али неведомы такие, ты все танцами да песнями занималась?
София сумела скрыть легкую обиду из-за прозвучавшей в голосе Ивана насмешки, взяла себя в руки и спокойно ответила:
— Знаю такого.
— Чем знаменит?
— Колокольню в Болонье передвинул. Другую выровнял в Венеции, но она потом упала не по его вине. Много что умеет. Зачем он тебе?
— На Русь поедет?
Тут уж княгиня не смогла сдержаться:
— Куда?!
Теперь Ивану понадобилось усилие, чтобы спокойно ответить:
— В Москву. Ты же приехала и жива, медведи да волки не съели, от мытья не померла, от еды тоже.
— Не знаю, — честно призналась София. — Он старый уже.
— Я его не самого кирпичи класть заставлю, а надзирать, чтобы больше вот такого, — кивнул в сторону окна, София поняла, что имеет в виду Успенский собор, — не случилось. Откуда этого мастера знаешь?
— Аристотель Фиораванти с моим наставником епископом Виссарионом дружен был. Он много куда ездил мосты строить, только мастера к своим городам привязаны, просто так уехать не могут.
— Почему?
София была рада что-то пояснить мужу, теперь она благодарила судьбу за то, что нередко оказывалась рядом с епископом Виссарионом, когда тот беседовал со знающими людьми. А на память и сообразительность византийская царевна никогда не жаловалась, это Андреаса вовсе не интересовало, что там писал Плифон или о чем беседуют Виссарион с Фиораванти, София слушала и запоминала.
— В Италии мастера не сами по себе, а в гильдиях состоят. Гильдия убеждается, что мастер может хорошо работать, и только после этого выдает разрешение. Но гильдия и отвечает, если что-то не так. И если мастер состоит в гильдии в Венеции, то едва ли ему разрешат строить где-то еще. А Фиораванти мастер известный…
— Мне не известность его нужна, а опыт и умения. Чем больше умеет, тем лучше. Можешь ли ему написать, пригласить, чтобы приехал?
— Ему?.. Может, лучше кардиналу Виссариону, он скорее решит?
— Это тому, что мне тебя сватал? — Иван весело хмыкнул: — Толковый малый.
Хорошо, что такой отзыв не слышал сам епископ… Но София весело кивнула:
— Он.
Муж притянул ее к себе: