После очередной встречи с Маком.
На море.
Эта идея родилась внезапно: закат, волны, запах соли и мангала. Два удобных, расположенных прямо на камнях походных стула (она отыщет для них мягкие подушки), шипящее над углями мясо, плеск воды и бесконечный горизонт. Пусть будет романтично – без спешки и, возможно, даже без интима: просто неспешный разговор, много тишины, комфорт. Пусть Мак поймет, что с Лайзой можно и помолчать, что с ней можно просто «побыть», и именно для этого она увезет его в Ланвиль – туда, где он однажды выпустит на воду свою новую яхту под названием «Мечта».
Может быть.
Как неожиданно и удивительно повернулась судьба: в ту прежнюю поездку в Ланвиль Лайза была напугана напором Мака, который добивался ее, – опасалась не обнаружить в своем спутнике душевность, глубину, многогранность, – а теперь пытается доказать Чейзеру, что все вышеперечисленные качества есть у нее самой. Ирония. Плата за ошибки, но приятная плата, правильная. Все, чего ты когда-то боялся, встает прямо перед тобой, как бы говоря: «Либо ты пройдешь сквозь меня – свой страх, – либо всегда будешь прятаться и отворачиваться. Выбирай».
Она выбрала первое – идти насквозь. Не страшно, что на этот раз не мужчина, а женщина добивается взаимности, и даже не так страшно, что на пути еще встанут препятствия – встанут, она знала. По-настоящему страшно другое – никогда не попробовать. Втиснуть себя в рамки современной морали о том, как «должно» или «не должно» быть, а после сложить ручки и ждать. Ведь мужчина должен прийти сам.
Не должен. Не важно, кто придет первым, лишь бы разглядели сквозь внешность самое важное, лишь бы осознали родство души, а там любые рамки – лишь принятые кем-то далеким нормы, и пусть остаются тому, кто их создал.
А у них все будет правильно только для них и по-своему, все у них будет красиво. Будут вечер, море, тишина и разговор, будет спокойствие и комфорт, будет очарование заката, свежий ветер и жаренное на углях мясо.
И она расскажет ему о том, что Ланвильское море не имеет предела – встречного берега. О том, что по нему можно плыть и плыть без карты, без координат и расстояний вечно.
Все расскажет.
Лайза улыбнулась. Если она не будет засиживаться с мечтательной миной до шести вечера, то еще успеет составить список имен своих будущих сотрудников, а также отыскать в интернете их адреса и текущие места работы. Приятная задача, а главное – выполнимая, так почему бы не приступить?
Сказано – сделано; она потянулась так, что хрустнули позвонки; зашумел на кухне чайник, зажужжал вентилятором старенький ноутбук.
* * *
Небольшая студия была напичкана аппаратурой: короткими рельсами перед главным, ярко освещенным столом, пультами, микрофонами, прожекторами и десятками телекамер. Камеры стояли, камеры лежали на плечах видеооператоров, камеры ездили по рельсам и передвигались с помощью кранов по воздуху, протягивая за собой толстые увесистые провода.
Лайза и не знала, что для того, чтобы отснять одну передачу, требуется столько камер.
Антонио сиял оптимизмом и благодушием, как поднявшийся в печи, замешанный с любовью руками доброй хозяйки румяный пирог. Улыбался, поглаживал усы, прохаживался от одного конца стола к другому – менял миски, крынки, перебирал продукты и использовал уже, казалось, сотый по счету кухонный инструмент – на этот раз хромированный миксер.
– …Запомните: яичные белки нельзя взбивать теплыми – только холодными и только с щепоткой соли или же с капелькой лимонного сока. Хотите, чтобы пена сделалась плотной и не оседала? Добавьте в середине процесса сахар или же пудру, но только не всю сразу и не в начале взбивания, а именно в середине и по чайной ложке за раз…
Зажужжали медленно вращающиеся металлические лопатки; стоящая на рельсах камера передвинулась на полметра влево.
– И никогда не используйте для взбивания алюминиевую посуду – пена станет серой. Только керамическую, эмалированную или стеклянную, да, только так.
За Антонио наблюдали сотни глаз сидящих в студии людей и еще Бог знает сколько пар глаз телезрителей – шел прямой эфир.
Лайза радовалась, что на публику прожекторы направлялись редко – в основном они смотрели на главное действующее лицо, на Виранца, – и это позволяло не только оставаться незамеченными в полумраке, но также и перешептываться, чем они с Элли и занимались последние несколько минут.
– И что, – одетая в изящный кружевной топ с накидкой подруга была так возбуждена, только что не брызгала слюной, – вы это делали уже не один раз?
Лайза покачала головой.
– Прямо… прямо не один?
– Нет.
– А сколько?
Ей хотелось широко улыбаться, а нельзя, и от этого болели щеки.
– Больше, чем один.
– Вот это да! – Элли, казалось, забыла об Антонио и о том, что они сидят в студии. Она повернулась к Лайзе целиком и распахнула глаза – ее распирало от любопытства. – И как, все было так же, как ты помнишь?
– Так же. Или лучше, не знаю.
– Так значит, значит…
Их неожиданно залило светом – на публику направили два прожектора; пришлось спешно развернуться назад и рьяно захлопать вместе с остальными – Антонио как раз завершил очередной этап приготовления суперблюда, и аудитория аплодировала. Но как только свет пропал, а рукоплескания стихли, Элли тут же зашептала вновь:
– Так, значит, все здорово, Лай? Все получается?
– Ну, более-менее. Наверное.
Элли цвела еще ярче довольного Антонио.
– Как здорово! Слышишь, правда, здорово. А я ведь в какой-то момент не верила, что Мак сможет разглядеть в тебе ту самую, ведь обстоятельства были не за вас, а тут такое! Надо же! Лямур-тужур-любофф.
– Что? – последнюю фразу Лайза не поняла.
– Ну, так часто говорит Бернарда – это что-то заморское про большую любовь.
– А-а-а…
Они вновь уставились в центральную часть студии, где шеф-повар замешивал крем «Лебезье».
Любофф. Может, у них уже «лямур», а может, еще и нет – Лайза не знала, но ей отчаянно хотелось, чтобы этим вечером Мак думал именно о ней, о своей черноволосой и синеглазой принцессе. Так хотелось, что она неосознанно скрестила на обеих руках пальцы, неслышно вздохнула и принялась наблюдать за тем, как «Лебезье» накладывают на тонкие хрустящие коржи.
* * *
Из-за скрещенных ли пальцев Лайзы, а может, вовсе не из-за них, но Мак о черноволосой принцессе этим вечером действительно думал и делал это прямо во время выполнения задания.
Нагромождение деревянных ящиков, бетонный пол, пыльный затхлый воздух, высокие стены и едва рассеивающая мрак запыленная лампа под самым потолком – склад.
Эльконто расположился снаружи на водонапорной башне – держит вход под прицелом; Рен гонит беглецов с обратной стороны – судя по внутреннему скану помещения, до Аллертона бедолагам пробираться еще четыре комнаты; Дэлл закладывает взрывчатку на растяжки. Если Рен сработает чисто, то ни Гайлз, ни Робертсон – химики, ответственные за синтезирование наркотика «Ультран», так широко распространившегося на территории западного Нордейла за последние две недели, – до Чейзера не доберутся вовсе. Стрелки из них никудышные, рукопашники и того хуже – одни лишь искривленные мозги, по какой-то причине заинтересовавшие Дрейка, из-за чего он отдал приказ не убивать.