Он свернул на пустынную улицу, где солнце, казалось, насквозь прожигало его черную шляпу и пиджак. Помня уроки Хочмана, по пути он внимательно следил за окружающими. «Слушай, и узнаешь то, что тебе, возможно, понадобится». Услышав позади какой-то шорох, Эдди остановился якобы для того, чтобы поправить шину на руке, и бросил взгляд через плечо. Молодой человек, носивший на похоронах черную повязку, юркнул в дверь ближайшей конюшни. Эдди подумал, не этого ли человека видел Бек с палкой на болоте и не наткнулся ли он на убийцу. Он вернулся к конюшне и обошел ее с задней стороны. Подобрав валявшуюся на земле толстую ветку каштана, он подкрался к молодому человеку сзади и прижал его к обшитой гонтом стене, приставив ветку к горлу. На вид ему было чуть больше двадцати, к рукопашным схваткам он явно не привык, так что Эдди без труда справился с ним.
– Отпусти! – прохрипел молодой человек. – Я не замышлял ничего плохого.
– Зачем ты тогда крадешься за мной?
– Из-за Ханны. Я, кажется, знаю, как это произошло.
Эдди убрал ветку. Молодой человек согнулся и закашлялся, схватившись рукой за горло.
– Откуда ты знаешь? – спросил Эдди, когда молодой человек отдышался.
– Мы любили друг друга и хотели пожениться. Но она боялась сказать об этом отцу, и мы держали это в тайне.
Это был тот парень, о котором говорила Р. Его звали Аарон Сэмюэлс, он был портным, но теперь оставил работу.
– Я не могу жить по-прежнему, зная все это. И я ведь к тому же помогал ей осуществить ее план. Мы думали, что сможем добиться того, что не получалось у профсоюзов. Она должна была встретиться в то утро с одним человеком, представителем владельцев фабрики. У нее было доказательство, что рабочих запирают в цехах: я снял – Господи, прости меня – ручку с одной из запертых дверей – той, что выходила на пожарную лестницу, и она взяла ее с собой. Если бы они отказались изменить этот порядок, она постаралась бы попасть к Альфреду Смиту, члену городского совета от Нижнего Ист-Сайда.
Сэмюэлс был в отчаянии. Он обвинял себя в глупости и непредусмотрительности.
– Надо было пойти на встречу мне, но она считала, что ей легче будет вывести администрацию на чистую воду, так как они подумают, что молодая девушка не представляет серьезной угрозы.
– Ты не знаешь, кто это сделал?
– Да если б я знал, неужели бы я его не нашел?
Они вместе пошли на железнодорожную станцию, погрузившись в размышления. По сторонам фабрики чередовались с пустырями, на которых уже вовсю стрекотали сверчки.
– Ее сестра сказала, что она пошла куда-то купить еды перед работой, – вспомнил Эдди.
– Она пошла на встречу. Просто не хотела, чтобы Элла об этом знала.
– Значит, это было где-то поблизости.
– В переулке за Грин-стрит.
– Почему же ты раньше не сказал об этом? – нахмурился Эдди.
– Я думал, это не имеет значения, – ответил Аарон Сэмюэлс – в переулке или где-то еще.
– Что-нибудь еще можешь сообщить?
– Ханна сказала, чтобы я не беспокоился. Она всегда носила с собой моток синих ниток на счастье.
Вернув Вайсу золотой медальон Ханны, Эдди попросил у него разрешения оставить на время другие принадлежавшие ей мелочи у себя. Хочман учил, что вещи, которые человек носит с собой, говорят о нем больше, чем его приверженность какой-либо религии или философии. Придя домой с похорон, Эдди разложил на столе вещи Ханны. Синее пальто, шпильки, гребень и две черные пуговицы. На первый взгляд, в них не было ничего особенного. Но что-то должно было в них быть, просто он этого не видел. Он взял свою камеру, и хотя фотографировать с забинтованной рукой было трудно, он справился с этим, привязав камеру веревкой прямо к шине. В объективе все вещи по-прежнему выглядели обыкновенно. Он проявил фотографии, расставил их на столе, прислонив к стене, и стал разглядывать. Голубое пальто с круглым воротником и четырьмя позолоченными пуговицами было в удивительно хорошем состоянии. Стиль его был полудетским и говорил о том, что от него многого ждали. Гребень и шпильки напомнили Эдди слова Эллы, что ее сестра расчесывала волосы по сто раз каждый вечер. Две черные пуговицы, снятые крупным планом, казались чужеродным элементом. Они были слишком крупными и подходили скорее мужчине, а не молодой девушке. На каждой была вытиснута звезда с дырками на концах, в которых виднелись обрывки черных ниток. И тут Эдди понял, что Ханна оторвала их от пальто человека, напавшего на нее.
Он почувствовал знакомое возбуждение, какое охватывало его, когда, работая у Хочмана, он нападал на след исчезнувшего мужа или любовника. Он достал увеличительное стекло и стал рассматривать снимки, сделанные в день пожара. В комнате темнело, и Эдди зажег фонарь и несколько свечей. Среди фотографий ему попался снимок кареты, запряженной двумя прекрасными гнедыми лошадьми. Он поднес к снимку свечу, хотя воск капал на него, и увидел то, чего не замечал раньше. Он сделал слишком много фотографий в тот день, к тому же глаза у него щипало от копоти. Теперь же он узнал в человеке, выглядывавшем из-за бархатной шторки, Гарри Блока. Он был поверенным нескольких владельцев швейных фабрик в районе Вашингтон-Сквер, и было неудивительно, что он оказался в этом месте в день пожара. Вглядевшись в снимок внимательнее, Эдди увидел в глубине кареты еще одного человека с толстой дубинкой, которой можно было нанести серьезное увечье, если бы кому-либо из волнующейся толпы вздумалось напасть на тех, кто спасался бегством.
Человек с дубинкой был тем самым, кто прогонял Эдди с пожарища в тот день. Он же пытался ограбить его около пивной Максорли и не исключено, что с помощью той же дубинки выбирался из болота после того, как избавился от тела девушки. И, возможно, подозревал, что старый отшельник знает о его преступлении.
Эдди достал часы из кармана и положил их на стол, задумчиво поглаживая пальцем трещины на стекле. Он вспомнил выражение лица Блока, когда он увидел у Эдди часы, некогда принадлежавшие ему.
Эдди еще раз просмотрел фотографии, сделанные в день открытия библиотеки. Холодок пробежал по его спине, когда он бросил взгляд на последнюю. Перед ним было изображение все того же человека, пытавшегося ограбить его, сидевшего в карете в день пожара и прятавшегося в темном углу гостиной блоковского особняка, где люстра от Тиффани бросала золотистый свет на изысканный декор стен. Присмотревшиь, Эдди заметил то, что ускользнуло от его внимания раньше. На пальто человека не хватало двух черных пуговиц.
Ему надо было бы снова поехать в Бруклин, чтобы заняться личными делами, встретиться с Коралией. Вместо этого он занял знакомую позицию на Шестьдесят второй улице. Им двигала какая-то внешняя сила, необходимость довести дело до конца. Эдди плохо знал самого себя и не отдавал себе отчета в своих желаниях. Он не брал ни перед кем никаких обязательств, но чувствовал свою ответственность. Без камеры он был как без рук, однако он пришел сюда с совершенно определенной целью. Если он будет ждать достаточно долго, работавший на Блока тип, фигурировавший на его фотографиях, непременно появится. В это утро на улицах было много народа, и Эдди не обратил внимания на то, что к нему подошла молодая женщина, выгуливавшая на поводках двух больших черных пуделей. Заметил он ее благодаря собакам, которые подбежали к нему со снисходительной фамильярностью. Более крупный пес ткнулся в него носом.