День независимости - читать онлайн книгу. Автор: Ричард Форд cтр.№ 92

– По-твоему, лупить человека уключиной по морде – хороший способ превращения его из жопы во что-то другое?

Это и останется единственным проявлением моей неискренней заботы о благополучии Чарли.

Головной «храмовник», заметив Пола, улыбается ему и поднимает вверх большой палец. И сам он, и вся его команда походят на большие, веселые профитроли, а направляются они, несомненно, к какому-то торговому центру, чтобы продемонстрировать его счастливым, благодарным покупателям езду восьмерками и безупречными концентрическими кругами, а оттуда погнать в некий город и возглавить там праздничное шествие по главной улице.

– Это просто способ, – говорит Пол и отвечает гаремному стражу тем же жестом, сопровождая его саркастической улыбкой. – Классные парни. Чарли хорошо смотрелся бы среди них. Как ты их назвал?

– «Храмовники». – И я тоже поднимаю большой палец.

– Чем они занимаются?

– Это так сразу не объяснишь, – говорю я, следя за тем, чтобы не покидать нашу полосу.

– И костюмчики у них клевые.

Он вдруг издает приглушенный короткий лай, вялый, как у брюзгливого терьера. Похоже, ему не хотелось, чтобы я это заметил, но справиться с собой он не смог. Один из «храмовников» вроде бы расслышал его, тоже изобразил губами лай и поднял вверх большой палец.

– Ты снова начал лаять, сынок? – Я коротко взглядываю на Пола, и машина слегка подается вправо. Не хватало мне еще столкновения – оно стало бы полным моим провалом.

– Да вроде того.

– А почему? Тебе кажется, что ты лаешь за Мистера Тоби, или тут что-то другое?

– Мне это нужно. – Пол несколько раз сообщал мне, что, по его мнению, люди говорят «нужно» вместо «хочу» и ему это кажется смешным. «Храмовники» смещаются на более медленную полосу: вероятно, моя вильнувшая в их сторону машина подействовала им на нервы. – Мне так лучше становится. Но ничто не заставляет меня делать это.

И что я могу сказать, если приветственное обращение к миру с коротким гавканьем вместо обычного «Ну как оно?» улучшает его самочувствие? Из-за чего тут волноваться? Если бы он до конца своих дней только гавкал и ничего не говорил, это могло бы составить проблему или помешать его поступлению в университет. Но, по-моему, дела обстоят не настолько серьезно. Пройдет, как проходит все остальное, и сомневаться нечего. Может, мне тоже попробовать лаять? Вдруг получшает?

– Так что, едем мы в «Баскетбольный зал славы» или не едем? – спрашивает он – как будто мы только что поспорили на сей счет. Кто знает, что у него сейчас на уме? Возможно, Пол думает, что думает о Мистере Тоби, и думает, что это он зря.

– Конечно, – отвечаю я. – Скоро там будем. А тебе уже не терпится?

– Ага, – говорит он. – Отлить, как приедем.

И больше он на протяжении нескольких миль рта не раскрывает.

Спустя тридцать торопливых минут мы спускаемся с 91-й магистрали в Спрингфилд и начинаем кружить по старому фабричному городу, руководствуясь исчезающими понемногу коричнево-белыми указателями «ВБ. ЗАЛ СЛАВЫ», пока не удаляемся на север от центра и не останавливаемся напротив многоквартирного дома из силикатного кирпича, на широком и ветреном, замусоренном бульваре со въездом на ту самую магистраль, с которой недавно съехали. Заблудились.

Я вижу одинокий «Бургер-Кинг», вокруг которого околачивается изрядное число чернокожих молодых людей, а сбоку от него, за парковочной площадкой, возвышается щит, с коего неискренне, как и всегда, улыбается губернатор Дукакис, окруженный восторженными, упитанными, с виду здоровыми, но бедными детишками всех рас, вероисповеданий и цветов кожи. Мусор здесь не убирали уже несколько дней, а вдоль тротуаров стоит подозрительно большое число брошенных либо ограбленных автомобилей. «Зал славы», любой «Зал славы», расположенный в радиусе десяти миль от этого места, представляется не стоящим риска получить пулю в лоб. Собственно говоря, мне уже хочется забыть о нем и устремиться к Массачусетской развязке, а там повернуть на запад и помчать в Куперстаун (170 миль), что позволит нам как раз ко времени коктейлей вселиться в «Харчевню Зверобоя», где я забронировал для нас двухместный номер.

Однако такой поворот назад превратил бы утрату ориентации в поражение (плохой урок для поездки, задуманной как поучительная). Плюс к этому отказ от осмотра зала сейчас, когда мы уже приехали в город, был бы равнозначен неуравновешенности, а даже в худших из составлявшихся мной в три утра оценках моей личности и характера значилось, что неуравновешенность мне не свойственна, что отцу, пусть и посредственному, ее проявлять не следует.

Пол, всегда питавший подозрения насчет моей решительности, молчит и просто смотрит сквозь ветровое стекло на губернатора Дукакиса так, словно тот – самое нормальное на свете существо.

И потому я разворачиваюсь на сто восемьдесят, доезжаю до деликатесного магазина, высовываюсь в окно, задаю несколько вопросов выходящему из магазина покупателю-негру, и он вежливо направляет нас на юг все по той же магистрали. А через пять минут мы снова съезжаем с нее, однако на сей раз по отчетливо помеченной «К ББЗС» эстакаде, в конце которой огибаем площадку, где с грохотом забивают опоры новой скоростной автострады, и въезжаем прямиком на парковку «Зала славы» – со множеством машин, с опрятными муравчатыми лужайками, по которым расставлены деревянные скамейки и рассажены молодые деревца – на радость пикникерам и мечтательным энтузиастам круглого мяча, – а сразу за лужайками течет, поблескивая, река Коннектикут.

Я глушу мотор, и мы с Полом просто сидим и смотрим за деревья и остов старой фабрики на дальнем берегу реки, словно ожидая, что там вдруг засветится огромный щит с крикливым: «Нет! Здесь! Теперь все здесь! Вы не туда заехали! Промазали! Опять запутались!»

Мне следовало бы, конечно, воспользоваться этим бездейственным мгновением прибытия на место и связать с планом нашей поездки старика Эмерсона, оптимистического фаталиста, сцапать с заднего сиденья, где его в последний раз перелистывала Филлис, «Доверие к себе». В частности, я мог бы опробовать проницательное «Неудовлетворенность есть потребность в доверии к себе; это нетвердость воли» или еще что-нибудь о порядке приятия места, которое подыскало для тебя провидение, общество твоих современников, совокупность событий. Каждая его мысль представляется мне неизмеримо полезной – разумеется, если она не противоречит всем остальным.

Пол разворачивается назад, чтобы хмуро обозреть металлическое со стеклом здание «Зала славы», которое выглядит не столько освященным временем местом сохранения легенд прошлого, сколько передовой зубной клиникой со лживым, сложенным из бетонных плит фасадом, имеющим целью успокоить нервных пациентов, приехавших сюда для первого в их жизни отбеливания или профилактики: «Здесь никому не вредят, не берут лишнего и не сообщают неприятных новостей». Впрочем, над дверьми растянуто несколько ярких тканевых транспарантов, извещающих: «БАСКЕТБОЛ – ИГРА АМЕРИКИ».

Когда Пол разворачивается, я замечаю на его правой кисти, прямо под мизинцем, толстый, уродливый, воспаленный, пагубного вида узелок бородавки. Я замечаю также, и с немалым испугом, на правом его запястье, с тыльной стороны, нечто очень похожее на синюю татуировку – такой мог бы обзавестись заключенный, а Пол, наверное, нанес ее сам. Какое-то слово, различить его я не могу, однако оно мне не нравится, и я сразу решаю, что если мать Пола вправе радеть о развитии его личности, то вправе и я.