Время желаний - читать онлайн книгу. Автор: Януш Леон Вишневский cтр.№ 2

Агнешка просила Марту остаться погостить подольше и подумать, стоит ли вообще возвращаться в Польшу, а муж подруги, тот даже не просил – настаивал. «Рядом с вами, – как признался он Марте после нескольких бокалов на своем дне рождения, – моя Агнес просто расцветает, становится такой же желанной, как в самом начале нашего знакомства». Буквально через пару недель он нашел для подруги жены работу в офисе, в котором помогают составить налоговые декларации польским эмигрантам. Экономическое образование у Марты есть, английский… ну, в общем, знает, но главное – свои рекомендации она получила от одного из самых известных лондонских адвокатов. Начальник этого бюро, поляк, принял ее на работу после короткого формального собеседования по скайпу. В офисе Марта должна была появляться раз в неделю. Остальную работу, состоящую главным образом из телефонных разговоров с поляками и ведения электронной почты, она могла выполнять сидя дома, что было для нее чуть ли не главным: она хотела как можно больше времени проводить с сыном.

На самом деле решение остаться в Лондоне Марта приняла однажды ночью, когда подруги лежали в постели, прижавшись друг к другу, и Агнешка шептала ей на ухо: «Не возвращайся, ты хорошая, а в Польше Господь тебя не замечает, может, здесь как раз заметит. Хотя бы ради Шимека останься…» И тогда Марта расплакалась, пораженная тем, что Агнешка точно угадала ее страхи.

Ведь это правда: до сих пор Бог если и замечал ее, то лучше бы этого не делал. Когда ей было семнадцать лет, во время летних каникул в деревне она пошла утром в коровник на дойку и обнаружила там отца, болтавшегося в петле… Задал всем коровам корму, на один крюк повесил вилы, на другом повесился сам. У него была депрессия, которую мало кто замечал, потому что «мужик в деревне должен взять себя в руки, а если не может, тогда один только выход – пить». Отец не пил, во всяком случае, пьяным она отца не помнит. Выход из траура занял у нее три года. Когда она поступила в институт, ее единственный брат Матеуш вернулся из практикантского рейса. Он учился в Морской академии в Щецине. Ходил в отличниках. Еще студентом он получил предложение работы от судовладельца из Норвегии. Прошел все обследования, сдал все анализы, как того требовали обстоятельные норвежцы перед подписанием контракта. Анализы выявили рак толстой кишки. На последней стадии. Это такой рак, при котором до самого конца нет болевых ощущений. А через шесть недель метастазы уже перешли на мозг. Через восемь недель его уже не было в живых. Умер безболезненно, потому что рак мозга тоже не дает болевых ощущений. Так говорила санитарка, которая по ночам сидела у его постели. Нет, не влюбилась она, семья за деньги наняла, а просто так никто сидеть не станет. Умер во сне. Вечером Марта принесла Матеушу его любимые яблоки из их сада, а утром его уже не стало. А ведь парню было всего двадцать четыре года.

Мать с горя тронулась, и надо было постоянно находиться рядом с ней. С дневного отделения Марта перевелась на заочное (два раза в месяц ездила в институт во Вроцлав) и вернулась в деревню, устроилась на работу в совете сельской общины. Как-то раз один интересный мужчина в костюме и при галстуке пришел на прием и попросил порекомендовать ему какого-нибудь приличного геодезиста. Он покупал землю под свой «новый проект». Порекомендовали, он всё путем оформил, землю купил, но наведываться в контору не перестал: приходил через день и сидел в приемной, ждал, когда она выйдет, а когда она выходила, благоговейно смотрел на нее как на икону.

Год спустя они жили вместе в доме, который он поставил на участке, рядом с госхозовскими бараками. Это было самое счастливое время ее жизни. Однажды в субботу утром он поехал на мотороллере за булочками в сельский магазин. Зачем было ехать на мотороллере, когда и так всё рядом? А он просто хотел, чтобы в их семье на завтрак была «свежая и горячая» выпечка. На прямом участке сухой дороги его оттер на обочину несшийся «Мерседес». Он лежал весь растерзанный на поле рядом с бумажным пакетом с булками. На суде водитель «Мерседеса» сказал, что его ослепило солнце. Семь недель спустя внимательная врачиха в поликлинике отказала ей в антидепрессантах и послала к гинекологу. Марта оказалась беременна. Узнав об этом, она первым делом побежала на кладбище «сообщить ему новость». Когда родился Шимон, она сделала ДНК-тест и разослала результаты всем его родственникам, претендовавшим на свою часть наследства. Пока Шимон был на расстоянии вытянутой руки, она не боялась. Никакой злой рок и никакой невнимательный Бог не имели права отбирать у нее еще одного мужчину. Несколько месяцев спустя, когда Шимек сделал свои первые шаги, она полетела в Лондон.

Похоже, останется здесь. Так надежнее…

– Вы спрашиваете меня, счастлива ли я? Причем который уже раз спрашиваете. И так настойчиво. Это что же, только ради этого вы ехали из Франкфурта чуть ли не через всю страну? Если честно, то вопрос, простите, бессмысленный. И говорю я это вам не как психолог, хотя психология – моя профессия, которой я училась в институте, а просто как Христиана П., самая обычная женщина, которая теперь живет в деревне.

Можно быть или более счастливым, например, по сравнению с тем, что было раньше, или менее счастливым по сравнению с тем, что, возможно, когда-нибудь будет. Ощущение счастья никогда не бывает абсолютным, оторванным от конкретного времени или обстоятельств. Я знаю, о чем говорю, потому что я кандидатскую писала по счастью. Правда, работа строилась вокруг немецкого слова «несчастье», но трактовала тем не менее поиски счастья. Действительно, какой смысл говорить об этих понятиях в отрыве друг от друга, они вроде как сиамские близнецы, одно без другого не сможет существовать. Поиски счастья – равно как желание удовлетворять любопытство или быть любимым – лежат в основе той самой щемящей грусти, которая движет людьми многие века. Платон и Эпикур создали из этого поиска целые направления философии, которые актуальны со времен античности до наших дней, дней «Фейсбука». Джефферсон, еще до того как стал президентом едва зародившейся страны, наивно и популистски внес то ли в Декларацию независимости, то ли прямо в Конституцию Соединенных Штатов право на счастье. Лишение людей права на счастье является в США преступлением, преследуемым по закону, на основе статьи Конституции, а в некоторых штатах этой удивительной страны за препятствование в реализации данного права может грозить даже смертная казнь. Но пока что вроде никого не наказали. Даже несколькими часами общественных работ. А всё из-за того, что покушение на твое счастье труднодоказуемо. В некоторых случаях даже убийство (хотя убийство бесповоротно лишает убитого права на счастье) можно интерпретировать – кстати, именно так и поступают говоруны-адвокаты – как реализацию права на счастье убивать: он/она убил/убила, потому что убитый/убитая стоял/стояла на его/ее пути к счастью. Дико? В общем, да, но при всем при этом право на счастье, наверное, – самое прекрасное из всех конституционных положений, не так ли? Причем это экстравагантное право никому никоим образом счастья не гарантирует. Совсем напротив, оно внушает человеку ложное чувство, что он создан для счастья. Если же мы ощущаем себя несчастными, это значит, что если не в сознании, то где-то в подсознании мы пестуем мысль, что мир относится к нам несправедливо. А может ли быть хоть что-нибудь более деструктивное, чем такая мысль?