— Ты дал бы мне цеп? Это было бы несправедливо по отношению к войску Асгарда.
Они постояли еще немного, глядя на море и горизонт вдали, черный и невидимый.
— Ты поступишь так, как должно, Ночной Волк, — сказал наконец Старри. — Ты сделаешь правильный выбор, если только не будешь раздумывать над ним слишком долго.
Было уже совсем поздно, когда они вернулись к дому Йокула. Окна были закрыты ставнями, и наружу не пробивалось ни единого лучика света. Учитывая все, что случилось сегодня вечером, Торгрим ожидал, что на него вот-вот навалится черная хандра и ему вновь начнут сниться волчьи сны, но, очевидно, присутствие Старри оказало на него необычное успокаивающее действие. Он чувствовал себя уверенно и спокойно, словно корабль, плывущий по мирному морю.
Старри принялся устраиваться на своем верстаке, и Торгрим пожелал ему спокойной ночи, а потом двинулся по вымощенной расколотыми бревнами дорожке к двери. Ему пришло в голову, что она может оказаться запертой на засов изнутри, так что ему придется стучать, чтобы разбудить кого- нибудь, но, когда он взялся за ручку, дверь легко отворилась. Он постарался приоткрыть ее так тихо, как только мог, шагнул через порог и затворил дверь за собой.
Он сделал несколько шагов, оказавшись в общей комнате. Здесь было темно, в очаге тлело всего несколько углей, но глаза его уже привыкли к полутьме, так что он видел все достаточно хорошо. У дальней стены под грудой мехов виднелась могучая фигура Харальда.
Торгрим испытал огромное облегчение, сообразив, что мальчик вернулся домой, что он не заставил сына искать себе иного прибежища. Он вдруг преисполнился надежды, что все непременно образуется. Давненько у него не бывало столь приподнятого настроения.
Но Харальд был не один. Глядя на ложе, Торгрим понял, что под шкурами лежат двое, и второй, как он подозревал, была Бригит. В тишине он слышал их негромкое дыхание, иногда — синхронное, иногда — раздельное, но ровное и ритмичное.
«Быть может, она все-таки любит его», — подумал Торгрим. Он вдруг спросил себя, а вдруг именно Харальд прав, а вдруг он видит вещи в истинном свете, а он, Торгрим, ошибается, выставляя себя на посмешище. Отступив к двери, он задвинул засов и направился к своей собственной постели.
Расстегнув застежку, которой скреплялись полы наброшенной на плечи накидки, он отложил ее в сторону и беззвучно уронил ткань на пол. Сняв с пояса боевой топор, он положил его на расстоянии вытянутой руки, расстегнул пояс и осторожно прислонил Железный Зуб к стене в изголовье соломенного матраса, на котором спал. Стянув башмаки и обтягивающие штаны, он облегченно вздохнул и залез под шерстяные одеяла и шкуры.
В дома царила тишина, нарушаемая лишь храпом Йокула да негромким дыханием Харальда и Бригит, и вскоре его сморил сон. Торгрим почувствовал, как неведомое тепло обнимает его, и провалился в благословенную темноту.
Но вскоре подсознание подсказало ему, что рядом есть кто- то еще, теплый и желанный, и этот кто-то ласково прижимается к нему. Он медленно всплыл на поверхность своего сна, не отчаянным рывком, словно утопающий, стремящийся глотнуть свежего воздуха, а легко, как человек, наслаивающийся ласковыми объятиями воды. Оказалось, что под шкурами он не один.
— Альмаита? — неслышно выдохнул он.
Альмаита провела рукой по его груди. На нем по-прежнему была туника, но он ощущал жар ее тела сквозь тонкую ткань.
— Я хотела посмотреть, как заживает твоя рана, — сонно прошептала она. — Но ты заснул раньше, чем я успела поговорить с тобой.
Торгрим погладил ее по плечу и скользнул ниже. На ней была ночная сорочка из тонкого льна, настолько тонкого, что, казалось, будто ее и нет вовсе. Кожа ее была гладкой и упругой. Под его рукой она тихонько пошевелилась и плотнее прижалась к нему.
— Я беспокоилась о тебе, — тем же неслышным сонным шепотом продолжала она. — О тебе и Харальде. Мне показалось, что между вами что-то произошло.
— Да, кое-что, — подтвердил Торгрим. — Харальд был очень расстроен, когда вернулся?
Ночной Волк почувствовал, как Альмаита пожала плечами.
— Он выглядел вполне нормально. Он молод, а у молодых раны заживают быстро. Причем любые. Вы поссорились из-за Бригит?
— Да. Он говорит, что она является законной наследницей какого-то королевства, столица которого называется Тарой.
— Так и есть, — подтвердила Альмаита.
Торгрим немного помолчал.
— Это правда? — после долгой паузы спросил он.
— Правда. Ее зовут Бригит ник Маэлсехнайлл. Ее отцом был Маэлсехнайлл мак Руанайд. Его королевство называется Брегой, а его столица — Тарой. Она находится неподалеку отсюда. Кое-кто утверждает, что король, сидящий на троне Тары, по праву является верховным королем всей Ирландии.
Тара, Брега… Он уже слышал эти названия раньше от той рабыни, Морриган. И сейчас они возвращались к нему, смутно знакомые, откуда-то из глубин памяти.
— Откуда ты знаешь, что она — именно та, за кого себя выдает? Ты узнала ее?
— Поначалу нет. Но потом, когда она назвала себя, я узнала ее. Я ведь выросла неподалеку от Тары. Полагаю, можно сказать, что я — подданная Бригит. Или, во всяком случае, была бы ею, если бы у нее не отобрали трон после смерти отца.
Еще несколько мгновений они лежали молча, прижавшись друг к другу. Торгрим вслушивался в звуки спящего дома, пытаясь понять, не разбудил ли кого-нибудь их негромкий разговор, но не уловил ничего подозрительного. Самое главное, что Йокул по-прежнему громко храпел в дальней комнате.
— Ты поможешь ей? — спросила Альмаита. — Харальд говорит, что она надеется собрать армию норманнов, чтобы вернуть себе трон. Это возможно?
— Не знаю, — отозвался Торгрим. Он вдруг услышал в собственном голосе нотки отчаяния и раздражения. — Это не наша война. Так что я ничего не могу сказать наверняка.
Альмаита, похоже, угадала его настроение. Она промолчала и еще теснее прижалась к нему, проведя рукой по его груди. Он, в свою очередь, погладил ее по плечу и скользнул ниже, туда, где тонкая талия переходила в крутой изгиб бедра. Тяжелая работа делала ее стройной и подтянутой, но заработки Йокула не позволили ей исхудать до неприличия, и сейчас Торгрим понял, что ему нравится то, что получилось в итоге.
Медленно и осторожно Альмаита подалась к нему, пока не легла ему на грудь так, что губы их соприкоснулись. Она поцеловала его, и он поцеловал ее в ответ. Оба сгорали от желания, откладывая этот момент до тех пор, пока тянуть дольше уже не стало никаких сил. Альмаита, лежа сверху на Торгриме, принялась гладить бугры мускулов у него на руках, а его ладони заскользили по ее телу, опустившись вниз, до приятных округлостей ягодиц. Вот пальцы его нащупали край ночной сорочки, он потянул ее на себя, и Альмаита немного приподнялась, оторвавшись от него, чтобы ткань проскользнула между ними, и позволила ему снять сорочку себе через голову.