Со смехом, шутками и прибаутками, как это принято у довольных жизнью мужчин, Конлайд Уи Кенселайг и его ри туата повернулись спиной к конюшням, прошли мимо крошечной хижины старшего грума, миновали куда более внушительное здание, в котором размещались священники, и обошли кругом переднее крыльцо церкви. Оно вовсе не было их конечной целью, являясь скорее досадной помехой на пути в главный зал. Они как раз гурьбой проходили мимо, когда высокая дубовая дверь церкви скрипнула и отворилась. Мужчины ускорили шаг из опасения, что сейчас их задержит какой-нибудь надоедливый клирик.
— Конлайд? — окликнул его женский голос, и Конлайда охватила паника оттого, что это могла оказаться Бригит.
Однако он сделал вид, что все в порядке, натянул на лицо улыбку и обернулся. Но это была не Бригит, а Морриган ник Конайнг, сестра Фланна. Насколько понимал Конлайд, именно Фланн обладал реальной властью в Таре, хотя было вполне очевидно, что и Морриган пользуется нешуточным влиянием. Все это было так сложно и запутанно!
— Морриган! Как поживаешь? — небрежным тоном осведомился Конлайд.
— У меня все хорошо, благодарю тебя. Я могу поговорить с тобой? Наедине?
— Да, конечно, конечно…
Конлайд терялся в догадках, что ей от него нужно. Морриган всегда старалась помочь ему, была с ним неизменно мила и даже почтительна. Тем не менее она внушала ему страх, хотя он никак не мог понять, что было тому причиной.
«Есть что-то гадкое и нечистое в этом месте…» — подумал он, решив, что всему виной интриги, неизменно процветающие при дворе верховного короля. Конлайд на мгновение задумался, а не увезти ли Бригит к себе домой в Ардсаллах, а Тару послать куда подальше. Впрочем, это наверняка приведет к ссоре с женой, одна мысль о которой вновь заставила его занервничать.
— Идите, ребята, я вас догоню, — напутствовал Конлайд своих приятелей, и те шумной толпой отправились дальше, а Морриган повела Конлайда в притвор
[21] церкви.
Они были здесь одни. Конлайд закрыл дубовую дверь, а Морриган обернулась и в упор посмотрела на него.
— Ты хорошо устроился? — поинтересовалась она. — Тебе нравится Тара?
Конлайд кивнул, пытаясь понять, нет ли в ее вопросе какого-либо скрытого подтекста, прекрасно сознавая, что даже прямые вопросы иногда бывают для него неразрешимыми.
— Тара — прекрасный город. Отличное местечко. Да, мне здесь очень нравится.
Морриган улыбнулась, и ее улыбка показалась ему искренней.
— Так я и думала. — Она коротко рассмеялась. — Впрочем, я и сама вижу, что ты хорошо устроился.
Конлайд вежливо улыбнулся в ответ и спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— В общем… — Похоже, Морриган с трудом подбирала слова. — Позволь мне быть первой… Я надеюсь, что стану первой… кто поздравит тебя.
— С моей… женитьбой?
— Нет. Не думаю, что была первой, кто поздравил тебя с этим. Я имею в виду… наследника.
Конлайд растерянно пригладил волосы.
— Чьего?
— Твоего. Твоего сына. По крайней мере, я буду молить Господа, чтобы он оказался сыном. Я хотела поздравить тебя с тем, что твоя супруга носит под сердцем ребенка.
Конлайд прищурился и покачал головой.
— Ребенок? Ты полагаешь, что Бригит беременна?
— Конечно, Бригит беременна. Разве она ничего не сказала тебе?
— Я… А ты откуда знаешь?
— Прости меня, Конлайд, если вы намеревались держать это в тайне. Я никому ничего не скажу. Но женщина всегда замечает подобные вещи. Тем более Бригит такая стройная. У нее уже заметен животик.
Конлайд отвернулся, глядя в темное нутро церкви. Он слабо разбирался в потомстве и похожих материях, если это не касалось лошадей и собак, но при этом был совершенно уверен, что живот у женщины не может вырасти за неделю. Он попытался припомнить, как обстояли дела с беременностью у его многочисленных сестер.
И тут он вспомнил. Она не может быть беременна. И живота у нее никакого быть не должно, потому что они с Бригит… Тогда он понял все.
— Ты уверена? — спросил он, и голос его походил на глухое рычание просыпающегося зверя, но Морриган сделала вид, будто ничего не заметила.
— О да, конечно, уверена. Не сомневаюсь, она просто ждала подходящего момента, чтобы сообщить тебе приятные новости. А теперь я все испортила. — Протянув руку, она погладила его по щеке, заросшей трехдневной щетиной. — Пожалуйста, не говори ей, что я выдала тебе ее тайну.
После того, как Морриган ушла, Конлайд еще некоторое время оставался в притворе, глядя перед собой невидящим взором и пытаясь собрать разбегающиеся мысли. Что же, получается, она наставила ему рога, пока он с друзьями развлекался на охоте? Или она уже была беременна, когда они поженились?
В конце концов он распахнул высокую дубовую дверь и вышел наружу. Солнце уже скрылось за горизонтом и наступила глубокая ночь, когда он достиг главного зала и вошел внутрь. Прохладный вечерний воздух сменился теплом огромного очага, запахами жареной оленины и горящих факелов, укрепленных на стенах, а тишина в испуге бежала от криков и хохота ри туата. Конлайд опустился на свое место во главе стола, схватил кубок и осушил его до дна. Он хмурился и хранил молчание, но никто из приятелей не заметил его дурного расположения духа, и пиршество продолжалось так, словно его здесь вообще не было.
Перед ним стояли разнообразные яства, но у него напрочь пропал аппетит. А вот вино, мед и эль, которые ему передавали, он не пропускал, щедро вливая в себя эти продукты брожения. Рев ри туата превратился в неумолчный и неразборчивый шум, подобный рокоту прибоя, накатывающий и отступающий, но Конлайд не обращал на него никакого внимания, погруженный в собственные мысли, щедро разбавленные выпивкой.
«За неделю у стервы никак не мог вырасти живот, нет… — заключил он. А в самом ли деле он виден? Он ведь еще ни разу не лицезрел ее обнаженной. — Проклятый трус, жалкое ничтожество». Неужели она была уже беременна, когда они поженились? Тогда к чему выходить за него замуж? И кто отец ребенка?
«Грязная шлюха… выставила меня на посмешище… или она не считает меня мужчиной, достойным спать с ней?» С каждым глотком и с каждой секундой его гнев и смятение только возрастали. А потом ему в голову вдруг пришла еще одна мысль, внезапная и обжигающая, как молния: «А что, если она уже была беременна, когда мы обручились, и вышла замуж за меня только ради того, чтобы убедить остальных, будто бастард — вовсе не бастард, а законный ребенок?» Молния превратилась в ослепительный луч света, который моментально высветил всю головоломку, и та предстала пред ним во всей своей первозданной ясности. Все кусочки мозаики сложились в единое целое.