– В детской отпечатков Веры Бобылевой полно, – сказал Гущин. – Отпечатков младшей горничной Валентины или следов ее ДНК нет. Но это ничего не значит. Раз подушку, которой душили мальчика, чем-то из предосторожности накрывали. А Вера Бобылева затем могла подстраховаться – утром специально схватила подушку, чтобы потом сказать, что это она пыталась таким образом помочь малышу.
– Так кого подозреваем – Веру Бобылеву или ее племянницу Валю, дочь Софьи Волковой? – спросил Мещерский. – Или их обеих?
Гущин ничего не ответил.
– Все запутывается и запутывается, – сказала Катя. – Меня и еще одно настораживает. Показания Юлии Смолы, с которых и началась вся эта мытищинская неразбериха. Ведь она явно знала об убийстве Волковой, ее детективу это не составило труда выяснить, но нам она об этом не сказала. Словно давала возможность самим вытянуть и размотать эту ниточку. И потом, когда она нам все это говорила, она явно действовала против Капитолины. А получается, что теперь Капитолина ни при чем. Подозрение в старых убийствах падает на Феликса. А в убийствах сегодняшних – на дочь покойной Волковой Валентину и ее тетку.
– Относительно смерти дяди-адвоката никто не может ни подтвердить, ни опровергнуть факт убийства, – заметил Мещерский.
– Но ты же сам мне говорил, что Юлия о дяде и его смерти упоминала в связи с картинами фон Клевера! – сказала Катя.
– Я не пойму, о чем вы, – перебил их Гущин.
– Я сама не понимаю, – призналась Катя. – Я даже начала думать, что Юлия бросила нам эти сведения как кость, не подумав ни о реальных подозреваемых, ни о последствиях, с целью отвлечь нас от каких-то событий в доме или же от кого-то… может, от себя самой.
– Валя, младшая горничная, давно выросла, и, возможно, у нее появились какие-то догадки о гибели матери. Какие-то выводы. А сделав эти выводы, она вполне вероятно начала действовать совершенно самостоятельно. Могла обвинить в смерти матери Феликса и отомстить убийством его ребенка, – сказал Гущин. – У нас появились новые подозреваемые. То есть они и так ими были – все, кто находится в доме. Но теперь у младшей горничной вырисовался внятный мотив.
– Ждать столько лет? – усомнился Мещерский.
– Ребенку всего три годика, он в этом доме появился недавно. Месть могла вызреть как плод, Сережа. Мог произойти какой-то конфликт – между Феликсом-хозяином и горничной или горничными. Они же нам ничего толком не рассказали. Могли накопиться обиды, злость за столько лет и соединиться с подозрениями, выводами и вылиться вот в такие чудовищные формы – убийство и покушение на убийство.
– Вы Валентину – горничную еще не допрашивали, – сказала Катя. – Ограничились беседой с Верой Бобылевой, от которой мы мало что узнали.
– Ну а сейчас, имея на руках такие карты из Мытищ, узнаем больше, – проговорил Гущин и позвонил оперативнику, находящемуся в доме. – Разыщи горничную Валентину и приведи в полицейскую палатку.
Мещерский, ни слова не говоря, вышел и встал позади палатки в кустах – через брезент голоса ясно слышались. Но эта роль постоянно подслушивающего за дверями стала его чертовски злить и утомлять. Однако уходить не хотелось. Как и Катю, его терзало жгучее любопытство – что же скажет им младшая горничная?
Оперативник разыскал Валентину на кухне. Она готовила – не поймешь – ужин или поздний обед (в доме в отсутствие Феликса и присутствии полицейских все перепуталось). Валентина месила тесто в большом кухонном комбайне, руки ее были перепачканы в муке. Такой, с «мучными» руками и странным, словно отсутствующим, ничего не выражающим взглядом, она и предстала перед Гущиным и Катей.
Держалась она во время беседы очень спокойно, отвечала на вопросы вяло и равнодушно.
– Валентина, помните наш разговор о няне Светлане Давыдовой? – спросила Катя. – Вы сказали, что Капитолина ревновала ее к своему сожителю Ракову.
– Я от своих слов не отказываюсь, – ответила горничная.
– А у вас какие были отношения с няней?
– Никакие. У меня полно работы. Она при маленьком Аяксе тоже занята.
– Вы ее видели в тот вечер перед уходом?
– Я ее видела днем, позже нет.
– Феликс Санин поручил вам вместе с Верой, вашей теткой, присматривать за сыном, когда няня так неожиданно покинула дом? – спросил Гущин.
– Ну да. Он сказал тете.
– И вы присматривали за мальчиком?
– Я домом занималась – не разорваться же? Тетя Вера детскую взяла на себя. Я с маленькими детьми не умею обращаться.
– Но вы заходили проведать мальчика?
– Да, днем.
– А вечером, ночью?
– Вечером его Феликс Георгиевич спать укладывал. И потом тетя приходила. Я – нет.
– Вам нравится здесь работать? – спросил Гущин.
– Работа есть работа. Тут платят.
– Ваша семья ведь давно знакома с Феликсом?
– Тетя у него много лет в помощницах по хозяйству. Ну и я теперь.
– А ваша мать?
– Моя мать? – Горничная Валентина глянула на Гущина.
– Ваша покойная мать Софья Волкова, – сказала Катя.
– Она умерла много лет назад.
– Вы знаете, при каких обстоятельствах она умерла?
– Ее убили. Ограбили. Никого так и не нашли за столько лет.
– Вам знакома фамилия Фаворов, адвокат Адриан Фаворов?
– Да.
– И? – спросила Катя.
– Мама у него работала сиделкой. Он был Феликсу дядя, не родной, – горничная отвечала односложно. – Через это мама и тетя Вера с Феликсом познакомились. А то бы как мы к нему попали?
– Что произошло после смерти вашей матери?
– Я не знаю, не помню. Я девчонкой была, в школе. Мамы не стало. Меня тетя Вера взяла к себе. Потом, через несколько лет, она стала работать у Феликса – ходила в его квартиру на Смоленке. Тетя говорила, что после смерти мамы он нам помог – дал денег. Ну и потом предложил ей работу по дому.
– А вы?
– Я училась, хотела в институт, завалила экзамены. Работала в разных местах. А потом тетя мне предложила приехать сюда, в Топь, на место горничной. Зарплата как в офисе. Разве плохо?
– Неплохо, – согласился Гущин. – У вас нет подозрений, кто убил вашу мать?
– Грабитель, кто же еще? Обобрал ее – мне тетя говорила, ей ваши полицейские сказали тогда.
Катя ждала – вот сейчас он спросит: а вы не подозревали в этом убийстве своего работодателя Феликса? Но Гущин ничего такого, конечно, не спросил. Он спросил другое:
– Феликс Санин – какой он с обслугой?
– Вежливый, – ответила горничная Валентина. – Шебутной, конечно, они все, эстрадники, такие. Раньше позволял себе выпить. Сейчас вроде в завязке. Но на днях снова употребил с гостями. С нами он всегда по-человечески. Ну и мы тоже к нему со всем старанием.