Ступающая по воздуху - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Шнайдер cтр.№ 80

На клавишах еще сверкает бисерный пот пальцев девочки, которая столь очаровательно исполнила «Коронационный концерт». Играла она как ребенок, однако с такой душевной глубиной, которую можно предположить в человеке, уже прочувствовавшем всю красоту и печаль мира.

Когда грохот и треск докатился сюда, как отдаленный раскат грома, некоторые слушатели облегченно вздохнули и пробежал шепоток: слава Богу, наконец-то будет дождь. Зрительный зал напоминает море, по которому ходят волны трепещущих программок. Их используют в качестве вееров — в зале неимоверно душно. Да и как назло именно сегодня не работают кондиционеры.

Эсбепе втягивает длинным носом спертый воздух сцены, садится за рояль и начинает играть «Каприччо на отъезд возлюбленного брата» СБП 992. Но что удивительно: Флоре не чувствует знакомой волны неприятия, которая всегда накатывала на него из зрительного зала. Там тишина, публика в самом деле слушает его. Даже дирижер — Флоре видит его уголком глаза — и тот улыбается. Это сбивает с толку, надо предельно сконцентрироваться на нотах. Ему даже не верится: десятилетиями он мечтал о том, чтобы хоть кто-то внимал его игре, и вот мечта сбывается. И если он сейчас не будет внимателен, как часовщик, если вкрадется ошибка, ему не удержать слез. Он ведет тему почтальона, она удается. До сих пор ни единой ошибки. Разве что с темпом чуть сплоховал, но не более. Он начинает тему фуги быстрым повтором восьмых, и пальцы как бы сами собой летают по всей клавиатуре. Флоре следит только за аппликатурой, музыку-то он знает лучше самого Иоганна Себастьяна. И, о чудо: трель в середине 9-го такта успешно взята.

— Только не думать о музыке! — внушает он себе. — Думай о любимых бабушкой персиковых кнедлях, только не о музыке. Я-полакомлюсь-кнедлями-я-полакомлюсь-кнедлями! — повторяет он молча и безостановочно.

«Каприччо» пройдет без сучка и задоринки, можно не сомневаться. Наконец-то он спасет пурпурную девочку и тем самым — себя, и ему будет прощено бездействие тем вечером в Терезиануме. И подтвердится правота бабушки, которая говорила: «У мальчика пальцы пианиста».

И тут в зале поднимается невообразимый шум, слышен какой-то взрыв. Потом еще один. Флоре содрогается и кричит, и пальцы соскальзывают с клавиш.

Они соскальзывают с клавиш.

В тот же миг трещит по швам деревянная обивка потолка, обрушиваясь на головы слушателей. Лопаются балки. Туча пыли, что-то шипит и загорается. Стекла вдребезги. Свет гаснет. Кромешная тьма. Панический крик из сотен глоток.

В стальной утробе, рождающей мертвецов, по пухлому лицу наводчика текут слезы.

— Ты что, целиться не можешь?! — ярится Рюди. — Бомбист сортирный!

— Ну, Рюди, давай сворачиваться… честное слово! — всхлипывает Пухляк. — Люди же дохнут!

— Твое дело, так тебя растак, выполнять мои приказы!! ЯСНО ТЕБЕ!!??

Пухляк чувствует, как ствол пистолета впивается ему в ухо.

— А теперь нацелимся на засранную лавку турка!

— Готово. Расстояние 22,4 м.

— Пушка заряжена?

— Так точно, — ухмыляется заряжающий.

— С предохранителя! К бою!

— Готово!

— ОГОНЬ!

— В десятку! — склабится заряжающий.

— Водитель! Мотор!

— Уже едем, — докладывает парень с кожей младенца.

— Вижу наступающего противника! — вопит вдруг наводчик.

Рюди наблюдает, как полицейские машины образуют кордон. Пушка отвечает огнем. Затем колосс преодолевает препятствие с такой легкостью, будто на его пути всего лишь копна сена, и катит по Маттейштрассе в сторону окраины. Теперь цель Рюди — мечеть, наскоро сооруженный, недавно открытый мусульманский храм. Он стоит поблизости от больницы Св. Лазаря. И командир танка приказывает сровнять с землей еще не оштукатуренное здание. После этого танк разворачивается и едет по направлению к рейнской дамбе, то есть к швейцарской границе. Рюди намерен переправиться через Рейн и под покровом ночи перейти границу. Все в соответствии с планом секретной операции «Хонигмильх».

Луна заключена в какой-то странный, точно запыленный ореол, и звезды слабо мерцают над Рапалло. Разноцветные лампочки вдоль лодочного причала еще горят. Пляжная кабинка тоже освещена, Изюмов находит в ней футболку, нижнее белье, белые гимнастические туфли и брюки в красно-зеленую крапинку. Он подносит к носу бюстгальтер и аккуратно кладет его на место.

— Ты ангел? — спрашивает он по-русски, и в его голосе звучит тоска.

Он тоже начинает раздеваться. Жесты его по-своему величественны, как при священнодействии. Во всяком случае, он очень неторопливо снимает с себя одежду и, ловко складывая каждую вещь, бережно ее расправляет. И тут его опять начинает сотрясать кашель, такой сильный, что Изюмов вынужден опереться о стену. Потом он выходит из кабинки и плетется вдоль мостика до самого края. Он долго стоит там, прислушиваясь. Море в эту ночь бесшумно. Но он чувствует, что в воде происходит какое-то движение. Он спускается по стремянке к воде, ныряет и беззвучно плывет к тому месту, где угадал движение.

В лунном свете он различает узкие плечи Мауди, черные блестящие волосы этой женщины напоминают ему дегтярно-темные русские ночи его детства. Изюмов задерживает дыхание. Он подплывает к ее спине. Сейчас он мог бы схватить ее за волосы. Но он вслушивается в неровное дыхание плывущей женщины.

И тут перед Мауди Латур вырастает из черной воды чье-то узкое лицо, но она не пугается. Рот Изюмова с оскалом зубов, навсегда оставивших крестообразный след на ее предплечье, прижимается к губам Мауди. И они целуются, и он обвивает ее руками. И вечная соль проникает сквозь губы обоих, и соленая вода орошает их языки. И они глотают соль и целуются еще горячее.

— Ты ангел? — произносит он по-русски.

Мауди молчит.

— Ты ангел?

— Ты ангел? — переспрашивает он по-немецки.

— Я не стану удерживать тебя от того, что ты должен сделать, Константин. У меня нет больше сил убегать. Теперь я знаю, что зло причастно добру. Оно будет всегда. И будет велико. Но я уже не стану отводить глаз. Я буду смотреть на тебя. Должен же кто-то оставаться и видеть, как совершается зло, как причиняется обида, боль. Я буду при этом.

— Харальд мертв.

— Я знаю.

— И многие еще.

— Я знаю, Константин.

— Я хочу показать тебе, Соня, куда более великое. Я — ангел.

— Ты очень болен, Константин. Это все.

— Почему ты целовала меня, Соня?

— Потому что однажды ты меня любил.

Издалека доносится звонкий голос Эстер. Ее фигура черным силуэтом выступает над мостками. Эстер зовет Мауди, зовет непрестанно, это кричит страх.