Ступающая по воздуху - читать онлайн книгу. Автор: Роберт Шнайдер cтр.№ 21

Начинается дождь. Мауди чувствует его. Мауди видит его. Капли с монету величиной сыплются на листья салата. Скатерть и салфетки впитывают дождинки.

Рука Харальда тянется к русой косе, девочка увертывается со змеиной быстротой, потом склоняется над Харальдом и, рассмеявшись, летит дальше.

Любовь выигрывает в быстроте.

Словно ангел предстает перед Дженис Джоплин, перед столом с ряжеными. Холодные, раздвинутые пальцы ложатся на увядшую нижнюю губу. И Джоплин слышит грохот пульса в подушечках детских пальцев. И Джоплин слышит гром, перекатившийся в ее губы. И Джоплин с визгом вскакивает, не подобранные бюстгальтером груди болтаются под вискозной футболкой с батиковыми разводами, парик летит на пол.

Как льет! Боже, как хлещет дождь! Косые струи бьют по выбритым щекам мужчин и дробятся. Дождь заливает пиццу и превращает ее в жижу. Дождь журчит по белым зернистым стенам и омывает их. Амрай громко окликает Мауди. И еще раз. И еще. И снова. И снова. И снова.

Любовь ничего не слышит.

И вот он, миг объятия. Объятия, вмещающего все. В один миг постичь человека. Во всем его серафическом образе. И ничего чужого. Ничего незнакомого. Он вечно с тобой. Вечно свой. Вечно любимый.

— Мауди, прекрати! Опомнись! МАУДИ!!

Объятием охвачена шея барышни из замка. Маленькая ручка устремляется в глубь ее рта, к самой глотке. Барышню вот-вот стошнит. В глазах — пустыня ужаса.

Ладонь заползает под антрацитово-черный пиджак Лео, скользит вдоль бедер, к подмышкам. Мауди замирает в поцелуе, прирастает губами к его шее, как любимая женщина. Падает на пол, провалившись сквозь оборону его рук. Восьмилетняя девочка.

Распластанная на полу, пригнетенная болью. Она обнимает ножки стульев, ноги людей. Собачья слюна вливается в слюну ребенка.

Снова на ногах, коса распущена и взлохмачена, щеки в царапинах, намокшие волосы слиплись на голове. Перевести дух и дальше. Разорвав на плече зеленый расшитый свитер, в грязных джинсах. Дальше.

— Дай руку, Мауди! Все хорошо! Дай руку! Остановись!

Дальше. Спотыкаясь, пересекает зал. Шлепает стройного Рауля по обтянутому белой рубашкой животу. Рауль теряет равновесие и ошпаривает себе руку овощным супом. Оба падают, и голова девочки натыкается на выпуклость в его паху. И лицо погружается в нее. И кровоточащие щеки осязают спокойное тепло и такую мягкость, будто она прикоснулась к своей старой игрушке, тряпичному Штану.

А дождь льет снизу вверх. И все окутано паром. И вода превращается в Рейн, и стены уплывают. И Рейн клубится паром и течет вспять. И рушатся горы туч, и небо, усеянное мириадами горящих звезд, с шумом несется на север, прямо над «Черным петухом».

Все стихает. Это — страх. И страх поджигает все. И страх пожирает все, что вложено в голову. Язык. Логику.

Любовь несгораема.

Что потом? Громкий плач мальчика на высоком детском стуле у изюмовского стола. Вопли Амрай.

— Пустите меня!! Это мой ребенок. Дай руку, Мауди. Ты слышишь меня, детка? Дай ручку. Дай мне руку. Все будет хорошо, малютка. Дай руку. Вот моя. Возьми меня за руку, Мауди. НЕ ТРОГАЙТЕ РЕБЕНКА!! Возьми меня за руку. Не бойся. Я твоя мама. Вот моя рука. Бери же, Мауди. Я рядом. Никто тебя не обидит. Держи мою руку. Ну же! Мауди! ТЫ СЛЫШИШЬ МЕНЯ!!?? ДЕРЖИ МОЮ РУКУ!!! МОЮ РУКУ!!!

Обнимать. Обнимать. Не отрываясь от тел. Немедля к ним. К рукам мужчин. К ушам мальчиков. К губам женщин. К шейкам девочек. К детским головкам. Безотрывное касание. Объятия запретны. Объятия искушают. От них шарахаются, отпихиваются, отгораживаются криком. Все лицо в отпечатках женских губ. Все лицо в помаде. Руки впитали десятки запахов дешевого мыла и дешевых духов. Все залито потом и слюной. Всюду слюна, и всюду пот.

И начинает светать. И небо желтеет, и нарастает синева. А за Мариенру выгибается гигантская дуга и бурлит кипенье света. И свет заливает Почивающего Папу, и силуэт горной гряды зашевелился. Старец в трехзубой тиаре просыпается. Раскрывается впалый рот, руки разведены, и убегающую вдаль плоскую грудь вздымает дыхание.

И Мауди обнимает Изюмова и забирается к нему на колени. И Изюмов терпит ее объятия, единственный, кто терпит. И накрывает ладонями ее голову, гладит дрожащего в лихорадке ребенка и говорит по-русски: «Вот и хорошо, ангел. Вот и ладно». Девочку рвет, но Изюмова это не ужасает, он спокойно переносит это и мягко поглаживает ее по судорожно-напряженным плечам. Пока вновь не заходится кашлем. Долгим сырым кашлем.

Безмолвное смущение сладковатым дурманным облаком повисает в зале. Руки и ноги у всех словно оглушены наркозом. И проходит какое-то время, пока они не овладели своими телами, моторикой собственных рук. Потом все, что было опрокинуто, встает на свои места, все, что разлито и просыпано, вытерто и прибрано. Скатерти расправляются. Одежду и прически приводят в порядок. Какие-то женщины стыдливо хихикают. Слышится более чем внятный шепоток.

Рауль, не робкого десятка парень, берет на себя заботу об Амрай. Марго прячет в тылах поднявшую рев Эстер. Официанты занимаются сервировкой, стараются услужить гостям. Девочка все еще на коленях у Изюмова. К ним с тазом и тряпкой летит один из пиццайоли. Инес берет Мауди на руки и возвращается к столу Латуров и Ромбахов.

— Может, мне вызвать врача? — спрашивает Рауль у Харальда.

Харальд пожимает плечами. Лицо бело как мел. Оно беззвучно смеется.

— Идемте же отсюда! — кричит рыдающая Амрай.

Напирая друг на друга, они бросаются к выходу. Гуэрри приносит шубы, денег он брать не желает и высказывает надежду, что с девочкой не случилось ничего серьезного. Мимоходом Марго слышит чье-то неуверенное бормотание, что-то про эпилепсию. Гуэрри закрывает за Латурами и Ромбахами дверь. Раулю приходит идея, каким образом водворить спокойствие, — музыка. Какой-то автор-исполнитель начинает журчать песню про Зудамерику.

Кармен, сидящая за столом с масками, в поисках своего веера впивается пятерней во что-то теплое и мягкое. Она поднимает такой громкий крик, что в зале тут же опять воцаряется тишина.

Гуэрри просто безутешен, голосит во все горло. Он с мольбой причитает: «Бипо! Бипо!» Но короткохвостика уже не воскресить. Гуэрри трясет его, треплет, горестно указывает на него столпившимся землякам. Они ужасаются и соболезнуют на непонятном итальянском. Гуэрри целует лапу и даже морду Бипо.

И он ощущает вдруг вкус воды Ионического моря. Он чувствует соленый воздух над гаванью Катании. Вот они, все двенадцать, в маленькой с зелеными кафельными плитками кухне, а мать чистит для детей baccala — сушеную треску.

Не может ли он устроить так, чтобы ему продали столовый прибор той женщины в лазурном свитере, матери эпилептического ребенка.

Рауль удивленно смотрит на человека с черным хвостом на затылке и прямой наводкой глаз. Тот повторяет свою просьбу.