Сказки сироты: Города монет и пряностей - читать онлайн книгу. Автор: Кэтрин М. Валенте cтр.№ 70

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Сказки сироты: Города монет и пряностей | Автор книги - Кэтрин М. Валенте

Cтраница 70
читать онлайн книги бесплатно

Не стоило курице садиться на то, что породила не она! Один из маленьких зверьков сожрал её, не успев стряхнуть с головы скорлупу. А потом, будучи умным созданием, начал искать Ласку, которая обглодала хребет его матери. Но ведь Ласка хитра, верно? Оказалось, что, когда она сидит в грязной норе, до неё не дотянуться, хотя василиск, как мог, вытягивал свой огненный язык, рвался к её хвосту и пушистому горлу, желая вцепиться мощными когтями, и глазел, пока трава вокруг норы не превратилась в камень.

– Что я такого сделала? – воскликнула пройдоха Ласка. – Я просто была голодна! Мне своих детёнышей нужно кормить.

Но нас не обманешь! Ласка кажется миленькой, но это лишь иллюзия. Ласка сожрала нашу мать, которая, наверное, была великой змеёй. Что за горе-злосчастье… Теперь не узнать, какой она была, потому что Ласка забрала её у нас. Зелёная плоть матери путём некоей ужасной алхимии наделила убийцу иммунитетом против всех трюков её детей.

Ласка коварна, помни об этом!

Вот они мы, в перьях и чешуе, – с наслаждением обращаем вещи в камень и сжигаем птиц на лету. Мы избрали своей целью выслеживать Ласку во всех логовах, но в нынешнее упадочное время это, скорее, хобби василисков, чем Подвиг, ибо ласки плодятся быстро и множат своё коварство, а василиски плодятся медленно и по-прежнему благородны. Взамен мы охотно развлекаемся своим непревзойдённым искусством скульптора: нам достаточно взглянуть, чтобы любая вещь или существо обратилось в собственное каменное подобие, совершенное и ужасное.

Каждый создаёт фигуры из определённого камня – мой взгляд порождает красный песчаник, безыскусный и унылый. Мне доводилось глядеть на королей и королев, девушек и юношей, солдат и фермеров, кукурузу и пшеницу, бобы и дыни, собак с бубенчиками на ошейниках, лошадей с бахромой на поводьях, коров с влажными носами, нескольких львов и множество ящериц; и бесчисленных ласок, где бы они ни прятались. Я сотворил из них прекрасные скульптуры, в чьих глазницах отдыхают воробьи; молодняк со всех концов света шел поглядеть на мою пьету [33]. Только Ласка избегает моего взгляда. Может, и не стоит увековечивать эту трусливую крысу?

Я принял митру после того, как вдова солдата обняла свою дочь на поле боя и, обратив плач к небесам, встретилась со мной взглядом. Я сделал из неё предмет искусства, вместе с её окровавленным ребёнком, и, поверь мне, она до сих пор стоит посреди трясины как памятник войне. Дети кладут к её ногам розы, луковые перья и листья мяты. Мои братья решили, что это было достойно и хорошо, водрузили митру на мою голову. Было больно, но в тот день я очень гордился собой.

Потому я не испугался, когда увидел трёх женщин, что шли ко мне, закрывая глаза ладонями, и пели погребальную песнь. Я бы сделал из них граций [34], богинь из красного песчаника, алых и блестящих! Впрочем, когда они приблизились, я пересмотрел своё решение и вознамерился обратить их в демонов, так как они были покрыты жуткими порезами и синяками; повязки прикрывали раны на месте отсечённых грудей, чёрная кровь пятнала белые рясы; волосы представляли собой массу извивающихся змей, которые выглядели измождёнными и вывалили раздвоенные языки хозяйкам на плечи, а их зелёная кожа налилась нездоровой чернотой. На подбородке каждой девы виднелись подсыхающие потёки кровавой слюны, и они не смотрели на меня – умницы, не чета каким-нибудь золотоволосым глупышкам! Как бы там ни было, мой язык был при мне, и я для пробы лизнул их ноги. Разнообразные человечьи вкусы привлекательны; я слыхал, что они во многом напоминают вкусы ласок. Женщины поспешно отпрянули, словно от пенящейся морской волны. Глаза они по-прежнему прикрывали и на меня не смотрели.

Я взъерошил перья.

– Чего вам надо? Вы чересчур умны, так что хватит молчать!

Девы не заговорили. Они зажмурились и разом открыли рты: я увидел, что языки им отсекли под самый корень, не осталось ни кусочка.

– Это Ласка с вами сотворила? – спросил я.

Следует признать, что василиски туговато соображают, когда дело доходит до жутких вещей. Есть только коварная Ласка и благородный Василиск.

Они покачали головами и затряслись. Одна вытащила из складок юбки маленькое зеркало, и я отпрянул. Но меня поймали в миниатюрный круг из серебра, правда, всего один глаз – я не увидел себя целиком. Тем не менее застыл как вкопанный и почувствовал, что мои когти начинают обращаться в камень. Вообрази: твоя нога засыпает, кровь перестаёт течь, и ты ничего не можешь сделать. Я смотрел, как в стекле вращается мой глаз, видел белок, радужку и не мог отвести взгляд.

Так я стоял, пока девы не вырезали язык из моей пасти, пролив много крови. Они засунули его в один из своих пустых, жаждущих ртов.

Сказка о двух Герцогинях
(продолжение)

– Было так больно, – простонал Василиск, – и так много крови и пламени. Я спотыкался много дней, меня тошнило; даже сейчас чувствую скользкий вкус своего языка во рту. Наконец, хоть в этом и не было искусства, я нашел неуклюжего ящера, обратил его в камень и взял его язык, который стал песчаником до того, как мой клюв сомкнулся. Огонь, что по-прежнему горит в моей крови, обратил камень в плоть, однако они не слились полностью. – Василиск потоптался на каменных лапах. – Это случилось давно. Но кровь всё ещё течёт, камень царапает кожу.

– Какая подлость! – воскликнула Орфея. – Как могли эти женщины поступить с тобой подобным образом? Почему?

– У всех живых существ бывают причины, о которых другие существа не догадываются. Но в такие вечера, как этот, я думаю – может, они были отчасти ласками и хорошо спрятали свою шерсть?


Видишь, как эту пару освещает свет раннего вечера, который так часто можно увидеть в театре, как прохладная синева ложится на алые камни? В этом месте флейтисты играют интерлюдию в минорной тональности, и все зрители плачут.


Орфея несколько месяцев промывала раны Василиска, втирала целебную мазь в те места, где митра натирала чешую, и полировала язык на точильном камне возле конюшен Герцога. В свой черёд Герцог умер, но Улисса не хотела возвращаться во дворец, а Орфея – в мастерскую матери. Поэтому Орфея стала Герцогиней, и её грудь пересекла голубая лента, к которой на бедре крепился отличный меч.

Герцогиня Аджанаба не рассказала подруге Улиссе о чудовище, так как хотела, чтобы оно принадлежало ей одной, не желала делить его с красавицей сопрано, чьё имя становилось всё известнее, по мере того как она пела величайшие партии, написанные для сцены: Сигрида, Серпентина, Серая-в-яблоках, Алмаз, чья тоскливая партия так высока, что лишь наиболее чуткие уши могут её расслышать. Две женщины дорожили друг другом, как золотыми дукатами, но у каждой были секреты: у Орфеи – её изувеченный зверь, у Улиссы – сын мясника, который каждый четверг утром приносил ей пироги с мясом, а однажды убил оленя для неё одной.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию