Бунтарь ее величества - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Гончаров cтр.№ 14

– То есть на Павла?

– Да. И потому в последнее время стала относиться к сыну не только хуже, чем раньше, но и установила за ним постоянную слежку.

– Понятно. А у тебя, Иван, какие сведения? – спросил Углов, повернувшись к Полушкину.

– Ну, я на приемах не бывал, – усмехнулся Ваня. – Я все больше времени проводил за мольбертом. Правда, рисовал портреты знатных особ – фрейлин императрицы Дашковой и Брюс, княжны Щербацкой, графа Плещеева, дочерей маршала Румянцева. А они не просто позировали – собирали вокруг себя подруг, а женщины – обожателей. Временами вокруг моего мольберта собиралось до дюжины знатных особ, и они живо обсуждали самые различные проблемы. Мои, так сказать, клиенты не стеснялись разговаривать в моем присутствии, считая, что я русского языка не понимаю. В основном, конечно, говорили о всякой чепухе – кто на кого как посмотрел на последнем балу, кто может составить хорошую партию, кто – продвинуться по службе, и тому подобное. Но иногда удавалось услышать и серьезные вещи. Так, Плещеев говорил при мне графу Лебедеву, что имеется некое лицо, замыслившее свергнуть Екатерину и возвести на трон Павла. Потому-то, дескать, императрица в последнее время и удалила сына от себя.

– Вот, и здесь говорили о Павле! – воскликнул Дружинин. – Ну а у тебя, мон шер, какие сведения? Что говорили вольные сыны степей?

– Вольные сыны? – усмехнулся Углов. – В основном они хвастались своими подвигами во время последних стычек с войсками, говорили, кто сколько солдатских голов срубил да сколько дворян повесил. А еще предавались мечтаниям, как они будут Москву грабить да со всякими вельможами расправляться, когда ее возьмут. Надо сказать, их мечтания дальше Москвы не идут, о Петербурге при мне ни разу разговор не заходил, словно его и вовсе нет. А что касается интересующего нас вопроса, то есть контактов казаков со знатными заговорщиками… Да что мы все «по-сухому» разговор ведем, будто у нас не Новый год?! И раз уж заговорили о казаках, то надо соблюдать казацкий обычай – раньше третьей не закусывать. А мы третью даже не наливали, а кушанья трескаем без остановки!

С этими словами Углов налил себе еще водки. Дружинин только покачал головой на такую речь начальника, но возражать не стал и последовал его примеру.

– За что пить будем? – спросил он.

– Давай Катю помянем, Катю Половцеву, – сказал Углов, вновь ставший серьезным. – И других хороших людей, погибших на наших глазах. Ну, не чокаясь – за помин!

Они молча выпили.

– А все-таки ты не договорил. Что было слышно насчет загадочного «посланника от знатного лица»? Прибыл он на Яик или нет? – нарушил молчание Дружинин.

– Да, посланник был, мне об этом сам Пугачев сказал, – ответил Углов. – Посол был и велел восставшим продержаться до начала следующего, 1775 года. Но мне этого посла увидеть не удалось – «император» не дал из избы выйти. Но вот что я скажу. На данном этапе расследования мы можем сделать один вывод. Один, но зато крайне важный. Знатные круги действительно участвовали в восстании Пугачева. Заговор против Екатерины существует! Теперь нам предстоит раскрыть детали этого заговора, состав участников, их мотивы, выяснить, как заговор развивался.

– И как мы это будем делать? – спросил Дружинин. – Опять разойдемся по своим «участкам»? Ты поедешь на Яик, мы с Иваном будем крутиться в Петербурге?

– Нет, способ действий надо менять, – покачал головой Углов. – Мне на Яик возвращаться незачем. Скорее всего, посол от знати там больше не появится – нужды в том нет. Они дали толчок, побудили Пугачева поверить в то, что он в самом деле император. Теперь процесс идет сам собой – без их руководства и даже без руководства самого «императора Петра Федоровича». Фактически он в последнее время мало управлял своей армией. Честно сказать, мне его даже жалко, он не самый большой злодей.

– Мне тоже, – поддержал Углова Ваня. – Человек он, в сущности, неплохой. Но если старый способ не годится, как же мы будем действовать? Чем ты сам займешься?

– Всем нам теперь надо заниматься одним: искать заговорщиков, а найдя, побеседовать с ними. И делать это мы будем, начиная с конца, то есть с того человека, которого они хотят посадить на престол.

– С Павла Петровича? – воскликнул Дружинин. – Значит, мы должны проникнуть в его ближайшее окружение?

– Да, надо установить контакт с Павлом. А еще неплохо бы побеседовать с нашим великим полководцем Александром Васильевичем Суворовым. А как это сделать, давайте думать… Да, ты, Иван, кажется, говорил, что видел графа Плещеева? А ведь он, насколько мне помнится, входил в круг приближенных Павла Петровича…

В сентябре 1773 года в семье императрицы Екатерины Алексеевны произошло значительное событие: ее сын, цесаревич Павел Петрович, вступил в брак с принцессой Августой-Вильгельминой Гессен-Дармштадской, которая, готовясь к браку, приняла православие, а с ним и новое имя: Наталья Алексеевна. Молодая чета поселилась в Летнем дворце на берегу Мойки – том самом, где за 19 лет до этого появился на свет сам Павел. Между молодыми супругами не было особой любви, но имелось согласие по большинству существенных вопросов. В частности, они оба весьма прохладно относились к царствующей императрице и старались завести у себя порядки, во всем отличающиеся от порядков при ее дворе.

В конце февраля 1774 года «молодой двор», как называли окружение цесаревича и его супруги, проводил вечер, как обычно. Перед хозяевами Летнего дворца выступили артисты, представившие одну из комедий Мольера, затем были исполнены стихи, также французские. Тут следует заметить, что Наталья Алексеевна, приняв русское имя, так и не выучилась языку своей новой родины, и во дворце обычно говорили по-французски. Этим и был обусловлен выбор пьес и стихов, исполнявшихся при «молодом дворе».

После представления хозяева и приглашенные перешли в обеденную залу, где был подан ужин. За столом помимо хозяев сидели гости, которых часто можно было видеть в Летнем дворце. По правую руку от Павла сидел его лучший друг, князь Александр Куракин, рядом с Натальей Алексеевной – граф Никита Иванович Панин, бывший воспитателем Павла в его молодые годы, далее – Александр Строганов с супругой. Кроме того, присутствовал писатель и композитор Григорий Теплов и ряд других лиц. Вообще гостей было немного, и это легко объяснялось: всем в Петербурге было известно, что императрица не жалует тех, кто водит тесную дружбу с ее сыном. Эти люди не могли надеяться получить выгодную должность или подарок от Екатерины, их обходили по службе, при «большом дворе» на них смотрели косо. В такой ситуации немногие решались открыто демонстрировать свою близость с цесаревичем.

Следует отметить, что в этот вечер за столом находилось новое лицо – французский шевалье Николя де Ружен. Он приехал в Россию в прошлом году, доставив государыне письмо от великого Вольтера. Привезя письмо, шевалье не стал торопиться обратно и как-то прижился в русской столице. Он сумел понравиться Екатерине и часто бывал у нее – и на званых вечерах, и на представлении пьес, написанных самой императрицей (она, как известно, была неплохой сочинительницей).