Правда, в тоннель, по которому путешественники дошли до радужной пещеры, никто так и не попал. Сильное головокружение — у Руты, легкое — у остальных, и невольные компаньоны обнаружили, что стоят они уже в помещении, разделенном решеткой на две части. В помещении, которое было очень хорошо знакомо Хельдеру и которое даже не подумало измениться за прошедшее время.
Свет проникал через окошко под потолком, и за решеткой было отлично видно лежащего на полу зверя.
И выглядел он таким нормальным, обычным псом, что Майя, после всех этих малиновых десятиногих кошек и красно-зеленых мартышек, не удержалась, упала на колени перед клеткой и принялась гладить зверя по голове.
Хельдер окаменел.
Но уже через секунду рванулся вперед, вцепился в плечо студентке и попытался оттащить ее от решетки:
— Ты что творишь?!
— Да он же добрый! — отмахнулась Майя. — Посмотри на его глаза! Он не укусит!
— Но…
— Да ладно! — с интонациями кота Матроскина протянул койот. — Я не обиделся…
Лашкевич так и села на пол.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
в которой Майя узнает о себе много нового и интересного, Хельдер встречает старых знакомых, а Адам совершенно зря изображает из себя рыцаря
Девушка не отрывала пораженного взгляда от койота. Нет, в этом сумасшедшем мире она уже видела многое. И зубастых эльфов, и многолапых котов, и парящие в бездне острова… Но разговаривающий пес — это явный перебор.
Майя подняла несчастные глаза на Хельдера:
— У вас все собаки разговаривают?
Первый в клетке противно захихикал, насмешливо глядя на Хельдера.
— Ну что ты молчишь? Ответь девушке, она ж тебя спрашивает. — Койот откровенно наслаждался ситуацией.
А вот Хельдер чувствовал себя не в своей тарелке. Пусть сам он при общении с Первым был далек от канонов поведения пред ликом божества, но это наедине! А сейчас в камере находилась целая толпа народу. А еще среди присутствующих был ворон. Пусть и не Другой, но все равно — враг.
В желто-зеленых глазах пленника светилась ничем не прикрытая ирония:
— Ну? Так и будешь молчать? Девушка уже вся извелась!
Хельдер вздохнул, досчитал про себя до десяти и выдохнул:
— Это Первый.
Адам, как раз подошедший к стене, в этот момент, к своему несчастью, попытался дотянуться до зарешеченного окна. В конце концов, если Майя решила погладить собачку, а собачка решила заговорить человеческим голосом, в этом нет ничего страшного, в этом сумасшедшем мире возможно все! Когда же Адам услышал ответ Хельдера, то промахнулся, не дотянулся до окна, ладонь его случайно скользнула по стене…
Камень был, и одновременно его не было. Он казался твердым, гладким, чуть прохладным на ощупь, ненормально для этого мира плотным и настоящим, и в то же время казалось — придави ладонью чуть сильнее, и преграда поддастся под пальцами, лопнет, как мыльный пузырь…
Прежде чем Адам сообразил, как такое вообще может быть, он от удивления резко повернулся к зверю и убрал ладонь со стены. Странное ощущение пропало. Как и память о нем.
Сейчас намного важнее было другое. Перед Адамом был тот, кого местные называли Первым. За решеткой сидел Койот. Создатель этого мира.
— Рад познакомиться — царь, очень приятно! — жизнерадостно отрапортовал пленник.
Майя недоумевающе потрясла головой. У нее были предположения о том, где она могла слышать эту фразу, но тогда получался просто форменный бред… Ну или мы опять возвращаемся к версии о том, что все вокруг — галлюцинация. Ведь больное воображение Майи вполне могло подставить вместо обычного ответа санитара фразу из старого фильма.
Имке зачарованно смотрела на сидящего за решеткой койота, не произнося ни слова: то ли она не поверила, то ли не знала, как реагировать на столь странное знакомство.
— Первый?! — охнула Рута.
Пальцы ее автоматически коснулись лба, сползли на подбородок…
— Ой, ну вот только не надо, а? — скривился койот. — Давайте обойдемся без этого: «Пресветлое божество, даруй мне чего-то там…» Мне это за последние полторы тысячи лет уже вот где сидит! — Зверь совершенно по-человечески чиркнул себя лапой по горлу. — Давайте нормально поговорим? Без биения головой об асфальт и завываний? Вон у этого щенка поучитесь!
Лапой он ни на кого не показал, но почему-то все сразу догадались, о ком речь.
На миг на Хельдере скрестились все взгляды…
А уже через секунду Рута шагнула вперед и упала на колени перед клеткой рядом с Майей… У дочери Черного вновь начинала кружиться голова — теперь уже от волнения, но она старалась держать себя в руках.
А потому совершенно не заметила, как от ее ног побежало по каменному полу камеры крошечное искажение: булыжники расчертились в клетки для игры в классики, причем каждая линия была выкрашена в свой цвет.
— У… Как все запущено… — тихо и непонятно буркнул койот, по-кошачьи обвивая лапы хвостом: гладкая шерсть мазнула по каменным плитам, и «классики» исчезли, словно впитались под шкуру зверю, раньше, чем кто-то что-то понял. — Бедное дитя…
На мгновение Майе, находившейся ближе всего к койоту, показалось, что в глазах его блеснуло сочувствие. Но только на мгновение.
Уже в следующую секунду зверь оскалился в издевательской усмешке.
— Ой, как мне надоели эти фанаты! — тоном скучающей кинозвезды сообщил он. — Ходят все, ходят, автографы просят, в любви признаются, хотят, чтобы желания поисполнял…
Рута восприняла эти слова как сигнал к действию:
— А ты ведь можешь?!
Желание у девушки было только одно. То самое, что привело ее на Запретный остров. То самое, без исполнения которого она не могла бы жить, зная, что каждое волнение, каждый испуг, каждая сильная эмоция ведут к новому приступу.
— Ты можешь все! — не дожидаясь ответа, страстно продолжила Рута. — Ты — бог! Прошу тебя, помоги мне! — И сейчас ей было безразлично, что кроме нее и койота в камере есть кто-то еще. — Ты ведь можешь все! Прошу…
— Прекрати, — вдруг оборвала ее молчавшая до этого времени Имке.
Рута вскинула на нее возмущенный взгляд, но сказать ничего не успела, поскольку Имке продолжила:
— Ты разве не видишь? Он не может помочь. Он сам пленник! Если бы он мог что-то сделать, разве находился бы здесь? — В голосе Имке проскользнули нотки сожаления.
Койот расплылся в улыбке:
— Обожаю теологические споры. На что способно всемогущее божество?.. — Он нахмурился. — Или я уже это говорил? Не помню. Ста-а-аренький уже, скляроз замучил… — по-старушечьи акая и растягивая гласные, протянул зверь.
— Склероз? У всемогущего?! — не выдержала Майя.