Я выбираю свободу! - читать онлайн книгу. Автор: Дарья Кузнецова cтр.№ 41

За этими мелкими сиюминутными переживаниями я постоянно забывал, что где-то рядом темный эльф упорно ищет убийцу Владыки, и, судя по выражению лица Мельхиора, дело пока не спешило заходить в тупик.

В общем-то, закономерно, что постоянные мысли о черноволосой светлой привели к тому, что она мне приснилась. И сложно было удивляться крайне непристойному характеру сна, от которого я очнулся среди ночи в крайне взмыленном и, пожалуй, жалком состоянии. Растерянность и липкий сладкий дурман сменились жгучей злостью, и чтобы не потерять под влиянием эмоций контроль над стихией, я сначала загнал себя в ледяной душ, а потом до рассвета сгонял семь потов в тренировочном зале, под который стражи приспособили бывший зал приемов.

Стало совершенно ясно, что дольше так продолжаться не может, пришла пора прекратить собственную агонию. Одно утешало: сегодня вечером должен был прибыть эль Алтор и забрать внука, значит, видеть Тилль так часто я перестану. А перестану видеть — глядишь, и вовсе выкину из головы. Так что появления менталиста я ждал с надеждой, которую старательно прятал от мальчишки. Я, конечно, тот еще психолог, но если Инталор примет эту надежду за радость избавления от его общества, вряд ли это пойдет ему на пользу и вряд ли это его обрадует.

Помимо непосредственно заинтересованных лиц, желающих посмотреть на работу портала набралось еще с десяток, погода не способствовала прогулкам: близился шторм, воздух пах электричеством, а с моря дул пронизывающий и обжигающе-ледяной, особенно на фоне недавней жары, ветер. Мы стояли вблизи портальной арки, а портальщики, зло поглядывая на собирающиеся тучи, спешно что-то перенастраивали, пытаясь обезопасить рискованный в таких погодных условиях переход. Ожидание затягивалось, любопытствующие в конце концов сдались перед дыханием непогоды и разошлись по домам.

Мне в коконе защитных чар и Инталору, которого я держал за руку, удары холода не были страшны, а вот стоявшая передо мной и чуть сбоку Тилль зябко ежилась, обхватив себя за плечи, и тревожно косилась на небо.

Чары можно растянуть и на нее, даже не прикасаясь. Сложно и затратно, но для моего резерва совсем не критично. Можно ограничиться простым прикосновением к руке, как я согревал Инталора. Но очень остро захотелось пойти на поводу у собственных желаний и воспользоваться возникшим поводом, поэтому я обхватил ее за талию, привлекая к себе. Прижал — да, излишне крепко, но слишком хотелось вновь почувствовать ее близость наяву. Целительница вздрогнула, напряглась, вцепилась обеими руками в мое предплечье — и замерла как пойманная мышь.

— Что ты делаешь?! — тихо прошипела она. — Пусти!

— Ты замерзла, я тебя грею, — так же тихо ответил ей на ухо, пытаясь взять себя в руки. Стоило дать слабину — и сразу захотелось большего. Не просто прижать, но скользнуть ладонью или вверх, к груди, или вниз, к бедрам. Зарыться лицом в волосы, от которых одуряюще пахло какими-то травами. Поймать губами так заманчиво выглядывающий между прядями волос заостренный кончик ушка, сейчас отчетливо алеющего. Последнее, впрочем, было вполне объяснимо: не почувствовать моей реакции на собственную близость она в таком положении не могла. Поэтому, наверное, и шипела так возмущенно:

— Инталора ты греешь почему-то совсем не так!

— Тебе не кажется, что, если бы я вот так прижимал мальчишку, это отдавало бы неким извращением? — не удержался я от смешка.

И вдруг отчетливо понял, что не хочу бороться с собой и с этим влечением. Зачем? Во имя чего? Во имя верности Светлому Лесу? Да триста раз далась ему моя личная жизнь на чужбине! В погоне за эфемерными идеалами и подходящей партией? Так с формальной точки зрения более высокородную светлую найти попросту невозможно. Эмоции же… Да, наверное, я должен был испытывать к Тилль неприязнь и презрение, как к врагу, но — не мог. Мне стало наплевать, что тридцать лет она находилась по другую сторону линии фронта, а на то, во что она одета и как разговаривает, я тем более уже не обращал внимания.

Нет, не так. Все это уже казалось мне забавным. Узкие босые стопы, потрепанный подол платья, эти ее дурацкие папиросы…

И это не говоря о желании, пламенем вспыхнувшем в крови, стоило только коснуться.

Наверное, глупо терзаться неудовлетворенностью, даже не попытавшись что-то с ней сделать?

— Я постоянно о тебе думаю, — почти беззвучно выдохнул в самое ухо, и — готов поклясться — она услышала. — Чувствую вкус твоих губ и твой запах на своей коже. Какое-то безумие, наваждение. Может, в этом и состоит кара богов, как ты считаешь? Сходить с ума от желания к женщине, к которой следовало бы испытывать в лучшем случае неприязнь?

— Пусти! — едва слышно проговорила она, продолжая обеими руками цепляться за мою руку и не пытаясь освободиться. — Я вообще-то пыталась тебя убить! Я в тебя стреляла, и ты должен был умереть!

— Где и когда? — уточнил, не шевелясь и не думая ее выпустить.

— В Чернотравье, на болотах. Вы тогда…

— Холодно было. Начало осени, а уже лежал снег, — пробормотал я и, не удержавшись, все-таки прижался щекой к ее макушке, от наслаждения прикрыв глаза. — Странное ощущение. Кожа горит, а в груди будто засел кусок льда. Ты… меткая, хорошо попала. Точно в сердце. Целитель диву давался, что я выжил. А мне… просто не хотелось становиться частью болота. Серебристые дубы на болотах не живут. Глупо, да? Хочешь, попрошу прислать твою пулю? Я ее хорошо помню, она почти не пострадала… осталась в доме рода, в ларце, с остальными семью. У вас очень хорошие снайперы.

— Ты не просто живучая скотина, ты конченый псих! — потрясенно выдохнула Тилль, а пальцы на моем предплечье судорожно дернулись и сжались, до боли впиваясь ногтями в кожу.

— А кто-то на войне остается нормальным? — тихо хмыкнул я в ее волосы. — Просто это не всегда можно заметить. Душу тоже можно сломать, как руку или ногу, и на войне это случается постоянно, со всеми. Перелом может оказаться крошечным и незаметным, может хорошо срастись и почти исчезнуть, может срастись неправильно. А может вообще не срастись, если организм истощен и ослаблен.

— Неправильно сросшиеся кости ломают заново, — дрогнувшим голосом проговорила она — не то возражая, не то соглашаясь.

— Если рядом оказывается хороший целитель. А когда вокруг ломаются жизни и гибнут тела, на души не остается сил и времени.

Вместо ответа Тилль зябко поежилась и неожиданно подалась чуть в сторону, к моему плечу, обхватила обеими руками за локоть — будто пытаясь спрятаться у меня под мышкой. Словно плотный кокон чар не закрывал от холодного ветра, и эльфийка инстинктивно искала защиты в живом тепле моего тела.

А я только теперь заметил, что за время этого короткого разговора мои ощущения изменились кардинально. Иссушающее, застилающее разум желание схлынуло, оставив место… чему-то еще. Неопределенно-теплому, ласковому. Чувству понимания, нежности, желанию согреть и защитить. Да, было по-прежнему приятно обнимать, ощущать, пусть через ткань, изгибы тела, но приятно иначе. Не отчаянная звериная жажда обладания, а желание мягкое, тягучее — желание не только брать, но отдавать.