Сильные. Книга 2. Черное сердце - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 56

Почему я еще не боотур? Почему моя стрела не торчит из глазницы незваной гостьи?

Вы слышите? Да, это я пою. Хорошо, напеваю. Не нравится, не слушайте: я вам не дедушка Сэркен, пою как умею. Да, колыбельная. Мотив я запомнил с младенчества. И слова запомнил, только позже. Они врезались в память так, словно это случилось вчера, а не полтора десятка лет назад. Кажется, у меня выходит похоже. Ну, достаточно похоже.

Когда я запел, ящерица вздрогнула. Подалась назад, склонила голову набок. Слушает? Ага, ощерилась. Или не ощерилась? Улыбается?!

Ящерица зашипела — старательно, с человеческим придыханием, широко разевая пасть. Она шипела в такт колыбельной!

Она завиляла хвостом — точь-в-точь дружелюбная собака. Шире растопырила лапы, легла на брюхо. И так, на брюхе, всем своим видом показывая: хорошая, хорошая, очень хорошая! —подползла ко мне. Меж желтых клыков скользнул раздвоенный язык. Коснулся моей ладони: липкий, влажный, прохладный. Странное дело: мне совсем не было противно. Язык отдернулся, вернулся. Плавно изогнулся, дотянулся до второй ладони. Ящерица задышала чаще. Мои руки были в свежей крови, и ящерица слизывала эту кровь, шипя от удовольствия.

Сейчас как цапнет за руку!

Нет, не цапнет.

— Проголодались, нянюшка?

Она уставилась на меня снизу вверх. Медленно подалась назад, присела на задние лапы, готовясь к броску. Задрожал горб, под которым ходили ходуном могучие мышцы.

— Боюсь ли я вас, нянюшка? Нет, не боюсь.

Муть в ящеричьих глазках собралась в хищный комок.

— А знаете, почему? Хотели бы напасть, уже бы напали. Из засады, правда? В прошлый раз вы так и поступили. Думаете, я забыл вас? Бездна Смерти, три железных колыбели. Я, мальчишка, едва прошедший Кузню. Вы, одичавшая старуха Бёгё-Люкэн. «Ноет спина, совсем я больна...» Меч я, правда, потерял, но с вами справился. Теперь мальчик вырос, теперь-то и подавно справится. И меч не потеряет, нет...

В пасти сверкнули острые зубы. Края зубов, сплюснутых по бокам, напоминали пилу. Должно быть, такие зубы отлично подходят для того, чтобы вскрыть крупную добычу и разорвать ее на куски. Жевать, правда, неудобно, но подходящий кусок можно заглотить целиком.

— Чего вам от меня надо, няня? Или вы просто здесь прогуливаетесь? Голодная? Обычное дело, вы вечно голодны. Все на вашей совести: Уотово мясо, крыса, гнилая туша в подземелье. К Зайчику ход прорыли, до Жаворонка добраться пытались... А, понимаю! Ничего вам от меня не надо. Мясо лежит, кровью пахнет. Вкусно! А боотура следует задобрить, чтоб не прогнал, не прибил... Правильно?

Гребень Бёгё-Люкэн встал дыбом, словно шерсть на волчьем загривке. Дернулся хвост, способный сбить с ног матерого лося.

— Да что же вы, нянюшка? Я не изверг какой-нибудь! И уж точно не Огненный Изверг. Уот бы с вами и толковать не стал. Сразу бы кэр-буу! А я добрый, я поделюсь. Вот, угощайтесь...

Разделанные части мохнатого и трехрогого Чамчай успела перетаскать на ледник. Осталось пол-ворюги, который — бай-да! Бай-даа! — вовсе и не ворюга.

— Кушайте, мы не обеднеем.

Тело ящерицы сотрясла крупная дрожь.

— Да ешьте же! Я добычу подстрелил, мне и решать, кого кормить!

Бёгё-Люкэн выгнулась в судороге — и с влажным чмокающим всхлипом вывернулась наизнанку. Старуха: косматая, кособокая, с уродливым тройным горбом на спине. Чресла замотаны в грязные лохмотья, на пальцах — кривые когти, по земле мечется дымный хвост. Губы трясутся, плямкают, слюна течет. Забыла, как люди разговаривают?

— Кушайте, — повторил я. — Не бойтесь.

И для верности указал пальцем. Жалость мешалась во мне с брезгливостью. Надо же, когда руки лизала, я ею не брезговал. А теперь...

— Нюргххх... — захрипела старуха.

Хрип разодрал ей глотку, превратился в кашель:

— Нюргххх... Нюргхх!..

— Я не Нюргун. Я Юрюн.

— Нюргххх...

— Юрюн, брат Нюргуна. Младший.

— Нюргхх!

— Вас зовут Бёгё-Люкэн. Меня зовут Юрюн Уолан.

Я старался говорить кратко и просто, чтобы до нее дошло. Так я объяснялся с Зайчиком, когда парень боотурился не по делу. Так я беседовал с Уотом. Надежный способ сработал: шумно, раздувая ноздри, нянюшка втянула носом воздух, оскалилась в неприятной улыбке.

— Нюргун! — у старухи прорезался голос. — Мальчик мой...

И страстным шепотом:

— Кх-кх-кх... Кормилец!

— Это лишнее, няня.

— Кх-кхлубящиеся их языки! Подавай мне за то, что качала тебя!

— Не меня. Моего брата, и то недолго.

— Качала! — такая колыбельная разбудила бы и мертвого. — Хоть с голоду подыхала сама, а не покидала тебя!..

Нет, не втолковать. Она и в первый раз меня за Нюргуна приняла. А теперь от меня братом, небось, куда сильней пахнет. Если б она смогла усохнуть как следует... Где там! Наверняка все эти годы ящерицей пробегала — как иначе еду добывать? Разучилась, с ума напрочь сдвинулась...

Бочком-бочком, не сводя с меня настороженного взгляда, нянюшка подобралась к разделанной туше. Наугад ткнула левой рукой, насадила на когти кусок мяса. Я видел: ей не терпится вцепиться в добычу, но она медлила.

— Не покидала тебя! — крикнула Бёгё-Люкэн. — Нет, не покидала!

Из мутного глаза старухи выкатилась одинокая слеза. Блеснула в лунном свете и сгинула в путанице морщин на щеке. Кажется, няня не просто повторила слова колыбельной. Я вспомнил паучий колодец, тень, мелькнувшую наверху, трупы частично съеденных паучих...

— Спасибо, нянюшка. Учуяла, да? Прибежала? Из колодца вытащить не могла, зато с паучихами разделалась, верно? Заодно и поела.

Бёгё-Люкэн моргнула раз, другой.

— Башка худа, совсем беда, — вздохнула она.

И с голодным урчанием впилась зубами в свежатину. Багровый сок измазал старушечье лицо, потек на подбородок, по шее. Мясо исчезало с поразительной быстротой. Разделавшись с первым куском, старуха тут же ухватила второй. Пожалуй, она способна была сожрать кабана, прежде чем я расседлал бы коня. Будь Бёгё-Люкэн ящерицей, меня бы вряд ли затошнило. А человек не должен так есть; особенно человек-женщина.