– Ерунда получается…
– Нет, Шура, если бы они обе были правшами, то при вращении подноса четыре пальца Замятиной легли бы на четыре пальца Маревой и один на один, так же легли бы пальцы Маревой на пальцы Замятиной. Одна из них была левшой.
– И кто же?
– Ты же общался с Замятиной. И что?
– Она правша.
– Значит, Марева левша.
– Я сейчас сойду с ума! – Шура стал быстро ходить по кабинету, – что нам это дает?
– Пока ничего…
– Спасибо, Мирослава Игоревна, умеете вы успокоить человека в трудную минуту.
– Шура, нужно ехать к Замятиным.
– Зачем?
– Посмотреть шкаф, ящик, где лежали лекарства, поговорить с Мариной Ивановной.
– Поехали! – махнул рукой Наполеонов.
– Прихвати с собой Незовибатько.
– Угу.
Шура поднял трубку и набрал номер телефона.
– Черт, – вырвалось у него минуту спустя.
– Что случилось?
– Незовибатько на выезде. Раньше завтрашнего дня не получится.
– Хорошо, – сказала Мирослава, поднимаясь, – поедем завтра.
– Где встретимся? – спросил Шура.
Мирослава искренне расхохоталась.
– Что смешного? – удивился Наполеонов, – ах, да! Я же ночую у вас! Тогда до вечера, – махнул он рукой.
– До вечера, только сначала отопри кабинет.
Шура достал ключ, открыл дверь, – у меня куча дел, – пожаловался он.
– Ничего, справишься, – улыбнулась Мирослава и быстро пошла по коридору.
Шура посмотрел ей вслед. Вздохнул и вернулся к себе.
У него действительно, было еще несколько дел, кроме убийства Елены Маревой, и все их нужно было раскрывать…
* * *
Когда Мирослава вернулась домой, Морис уже расчистил снег и занимался бумагами.
– Я что-то проголодалась, – сказала Мирослава, заходя в приемную и присаживаясь на край стола.
– Тогда будем обедать, – отозвался Миндаугас.
– Надеюсь, заодно и поговорим, – подумал он про себя.
– Хорошо, встретимся в столовой через полчаса, – сказала Мирослава и вошла к себе в кабинет.
Волгина села за стол, положила перед собой чистый лист бумаги и уставилась на него. Минут десять она сидела неподвижно, казалось, ни о чем не думая.
Потом откинулась на спинку кресла, резко встала, прошлась по комнате и снова села на прежнее место.
Замятина Марина Ивановна была ее клиенткой. Она нуждалась в ее помощи. И в то же время все указывало на то, что убить Мареву могла только ее подруга Марина Замятина.
Мирослава покинула кабинет и спустилась в столовую.
Вся комната была залита солнцем. Пахло грибами…
Если не смотреть в окно, то можно было подумать, что наступило лето…
Возле зеленой пальмы тихо журчал фонтан, на подставках в горшках цвели тюльпаны, нарциссы, в длинной плошке на полу зеленела кошачья трава. Дон валялся на солнце кверху брюхом, зажмурив глаза.
Его кошачье величество было накормлено и принимало солнечные ванны, поэтому, когда вошла Мирослава, он только издал тихий, короткий звук приветствия, но не пошевелился.
– Даже не верится, что за окном зима, – вздохнула Мирослава, присаживаясь за стол.
– Когда на улице тянется долгая сырая осень, вы мечтаете о зиме, о белом снеге.
– Ты, как всегда, прав, – улыбнулась Мирослава, – но теперь я хочу весну.
– Скоро будет, – пообещал Миндаугас.
– Пахнет грибами…
– У нас на обед шампиньоны.
– Прекрасно!
Они ели молча, Морису казалось, что Мирослава о чем-то сосредоточенно думает, но она просто наслаждалась едой.
И лишь когда они вымыли посуду и принялись за чай, Миндаугас тихо спросил:
– Ну что там с отпечатками? Разобрались?
– В общем, да… – ответила Волгина. – Марева была левшой. Но я не вижу, как это может помочь расследованию. – Шура тоже разочарован, – добавила она. – Кажется, капитан слишком много ждет от меня.
– Вы никогда не обманывали его ожиданий, – заметил Морис.
– Ты преувеличиваешь. Я же не волшебница, а всего-навсего детектив.
Мирослава замолчала, склонившись над чашкой чаю.
– Вы не хотите еще раз поговорить с Мариной Замятиной?
– Да, я собираюсь сделать это, но завтра.
– В нашей практике уже не раз случалось, что клиент оказывался под подозрением.
Волгина промолчала.
– Однако ваше чутье еще ни разу не подводило вас, – продолжил Морис.
– Не подводило, – кивнула Мирослава, – но сейчас, понимаешь, Шура прав: никто не мог отравить Мареву кроме Замятиной. Никто!
Мирослава решительно тряхнула головой.
– И все-таки, я уверена, что в ее смерти виновна не Марина.
– Вы думаете, она сама? – удивился Морис.
– Нет. Это исключено. Насколько я вникла в сущность Елены Константиновны, она не тот человек, чтобы по доброй воли лишить себя жизни.
– Но другие члены семьи, если даже допустить у них наличие мотива, не имели возможности. Пиво отравил тот, кто его принес! Замятина утверждает, что его принесла Марева. Но никто не может это подтвердить.
– Никто…
– А если Марева хотела покончить с собой? – быстро произнес Морис.
– Это приходило мне в голову…
– Но каким-то образом бокалы поменялись местами.
– Да, то, что поменялись, это точно, – задумчиво обронила Мирослава.
– У Замятиной были причины для самоубийства – депрессия, потеря ребенка, ссора с любимым.
– Интересная версия, Морис…
– Но вам она не нравится, – усмехнулся он.
– Не в этом дело. Я сама не могу понять, но что-то не дает мне покоя…
– Счастливая Елена и несчастная Марина… – проговорил Морис.
– Вот-вот. Если бы Замятина решила убить себя, то после неудавшейся попытки она могла предпринять новую. Вместо этого она бежит к детективу.
– Скорее всего, она боялась, что в убийстве обвинят ее любовника, Сергея Фролова.
– Возможно. Но что помешало ей написать предсмертную записку и в ней сознаться в непреднамеренном убийстве подруги? Что?!
– На первый взгляд – ничего, – парировал Морис, – но она могла испугаться.
– Чего?
– Не знаю, как объяснить, но попробую… Представьте, человек решается умереть и делает попытку, но вместо него умирает другой человек. Неудавшийся самоубийца пугается самого вида смерти. Он смотрит на случайную жертву и думает: это должно было быть со мной! В его душе просыпается ужас! Первобытный ужас. Срабатывает инстинкт самосохранения. Понимаете?!