– Пытаюсь… Но по-моему это слишком сложно.
– Ничуть!
– Давай рассуждать. Марина собиралась расстаться с мужем и выйти замуж за Сергея Фролова. Но прежде она хотела расстроить свадьбу своей подруги.
– Когда человек в депрессии, он сам не знает, чего он хочет.
– Возможно. Однако дела Замятиной не были так уж плохи. Марина отказалась от приема лекарств.
– С ее слов! – не сдавался Морис.
– Ты не забыл, что у нас сегодня ночует Шура? – неожиданно переменила Мирослава тему разговора.
– Разве об этом можно забыть! – фыркнул Морис.
– Он непременно захочет торт, – вздохнула Мирослава, – ума не приложу, как в него лезет столько сладкого?!
– Я тоже, – откликнулся Морис, – но для Шуры торт я уже купил.
– Когда успел? – удивилась Мирослава.
– Вы в управление, а я – в кондитерскую, потом расчистил дорожки и занялся делами.
– Морис! Ты сокровище!
– Приятно это слышать из уст работодателя, – усмехнулся Миндаугас.
– Нет, серьезно! Ты сокровище!
Морис внимательно посмотрел в глаза Мирославы, потом взял ее руку, коснулся губами кончиков ее пальцев; поднялся из-за стола, собрал чайные чашки и составил их в мойку.
– Морис, – тихо позвала Мирослава, – ты не сердишься на меня?
– С чего вы это взяли? Вроде бы мне не за что на вас сердиться. Тем более сегодня.
– Не знаю. Ты какой-то необычный.
– Это плохо?
Мирослава рассмеялась, – это не плохо, это непривычно.
– Я собирался сегодня ненадолго отлучиться, – сказал Миндаугас.
– Да, конечно. А я, пожалуй, поднимусь в свой кабинет.
– Вы уверены, что до вечера обойдетесь без меня?
– Вполне.
Несколько минут спустя Мирослава услышала, как Морис вывел из гаража «БМВ»…
Она отыскала Дона, сладко спящего на кровати, взяла его на руки, поцеловала в сонную усатую мордочку и, положив его на плечо, отправилась в кабинет.
Дон не пытался протестовать. Возможно, своим крошечным, но благородным сердцем он чувствовал состояние хозяйки.
Положив кота на кресло в кабинете, Мирослава снова погрузилась в раздумья о деле своей клиентки.
Дон же потянулся, позевнул и, свернувшись в клубок, громко захырчал.
Его мурлыканье всегда благотворно сказывалось на душевном состоянии и работоспособности Мирославы.
– Все хорошо! – вслух произнесла она, – все хорошо!
За окном шел снег. Крупные хлопья цеплялись друг за друга и колыхались в воздухе, как вологодское кружево…
В этом году зима была щедра на морозы и снегопады.
Привыкшие за последние годы к зимней слякоти жители возмущались: когда же наконец будет тепло?!
Мирослава вспомнила как давным-давно, в раннем детстве, она жила некоторое время с прабабушкой и прадедушкой в частном деревянном доме, построенном еще до отечественной войны.
Вокруг дома был сад из вишневых, яблоневых и сливовых деревьев.
Была зима, но в доме всегда было тепло, благодаря русской печи.
Маленькой девочкой Мирослава могла часами, не отрываясь, смотреть на пламя.
Прабабушка частенько присаживалась рядом. Спицы мелькали в ее руках.
В доме почти всегда пахло пирогами, наваристым борщом и сухими травами, развешенными в сенях и на кухне.
Прабабушка была большой мастерицей рассказывать различные истории и случаи из собственной жизни.
Потом бабушка и дедушка забрали ее обратно в благоустроенную квартиру.
Но они довольно часто навещали старенький домик на краю обрыва и сад, а потом …
Мирослава выросла. Она собиралась идти по стопам деда, но вольнолюбивый характер привел ее к профессии частного детектива.
И теперь уже нет не только прабабушки и прадедушки, но и бабушки с дедушкой.
Однако ей часто казалось, что они всегда рядом. Никого и никогда она не любила так сильно, как своих бабушку и дедушку. Они заменили ей родителей, которых у нее, собственно, никогда не было… Вернее, родители, конечно, были, но она так рано потеряла их, что даже лиц мамы и папы не помнила.
И вот теперь у Мирославы был свой дом и сад.
В доме всегда было тепло. И еще с ней в доме жили Дон и… Морис.
Дона она обожала! В своих чувствах к Морису она не могла разобраться, да и не пыталась. Она привыкла, что он всегда рядом, что на него можно положиться.
Волгина опасалась двух вещей:
Первое: Морис Миндаугас любит ее.
Второе: Морис Миндаугас не любит ее.
Если он любит ее, то рано или поздно скажет об этом, и ей придется разбираться в своих чувствах. А она так дорожит его дружбой! Его надежностью!
Если он не любит ее, то наступит день, когда ей придется искать другого помощника в делах, а это так непросто!
О, если б ситуация стабильности могла длиться вечно!
Чаще всего ей казалось, что именно так и будет.
Но порой бесстрастные глаза Мориса вдруг становились пронзительно-голубыми, точно морские волны расступились, обнажая до дна безмерную глубину души.
В такие минуты Мирославе хотелось крикнуть, – о, море, море! Ускорь прилив! Закрой все гладью тихих вод…
Дон спрыгнул с кресла и забрался на колени хозяйке. Потянулся на задних лапах, уткнулся мокрым носом в щеку Мирославы, тронул лапой выбившийся из ее прически локон и попытался поймать его зубами. Красный острый язычок мелькнул между острых сахарно-белых клыков. Дон недовольно муркнул и уткнулся породистой головой в грудь хозяйки.
– Не спится тебе? – спросила Мирослава, ласково поглаживая кота.
Дон, выгибая спину, стал тереться о ее руки. Его мокрый прохладный нос щекотал ее ладони.
Мирослава приподняла кота и тихо сказала в черное бархатное ухо:
– Я очень люблю тебя, но прости, солнышко, ты мешаешь мне работать.
Кот что-то пробормотал на своем языке, спрыгнул с колен хозяйки и забрался на кресло, демонстративно погрузившись в сон.
* * *
Морис набрал номер телефона своего старого приятеля.
– Алло, – трубку взяла секретарша.
– Александра Ивановича, пожалуйста.
– Кто его спрашивает?
– Морис Миндаугас.
– Минуточку…
Через пару секунд Морис услышал в трубке голос друга.
– Алло, Морис?
– Здравствуй, Саша.