Memento. Книга перехода - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Леви cтр.№ 37

…Англия 1961 года, совсем близко к нынешнему хронотопу. Парламент. Сумрачная хамоватая морда, чем-то напоминающая незабвенного Пуу, вещает с трибуны: лорд Г. выступает с возражением против отмены закона об уголовной ответственности наших и нашей родни. Французы это сделали сразу после своей революции, в 1789 году, а британцы не торопились.

– Чтобы окончательно похоронить печальную славу Великобритании как острова самоубийц, чего нет и не было, это французское вранье, как и миф о пресловутом английском сплине, – наказание за самоубийство следует не отменить, а ужесточить. Неукоснительно конфисковывать оставшееся от самоубийц имущество в пользу королевской казны. Не выплачивать никаких страховок. Штрафы с родственников увеличить в два раза. Недоубившихся помещать в психоисправительные заведения как минимум на три года, лечить очень строго и впредь держать под надзором. Хочу напомнить вам, уважаемые коллеги, что еще совсем недавно, каких-то сто семьдесят с небольшим лет назад, Джон Уэсли, основатель методистской церкви, предложил проволакивать обнаженные тела женщин-самоубийц по городским улицам. И это делалось и производило должное воздействие. Я не предлагаю вернуться к жестокостям прошлого, но…

Джон Уэсли, этот помянутый лордом Г. пламенный проповедник соблюдения Христова учения во всей его чистоте, предложил учинять издевательскую мерзость над несчастными нашими женского пола не просто так, а по мотивам сугубо личным. В силу особенностей своего психосексуального развития женился он поздно, до брака оставался девственником, в браке же вместо девственности потерял лишь некоторую часть своей шевелюры. Этого не произошло бы, не упади сорокасемилетний Джон утром 10 февраля 1751 года с Лондонского моста в заледенелую Темзу. Его вытащили и отнесли в дом жившей неподалеку медсестры Мэри Вазелль. Крупная большерукая дама бальзаковских лет славилась умением оказывать первую помощь при травмах. Великолепно делала оживляющие массажи. Джона привела в божеский вид за неделю, а на следующей неделе пациент на ее беду сделал ей предложение.

Вспоминает друг Джона, другой Джон – Хэмпсон: «Однажды я пришёл к брату Уэсли и обнаружил, что миссис Уэсли кипит от ярости. Её муж лежит на полу, а она таскает его за волосы. В её руке остался целый клок его волос, выдранных с корнем…»

До брака с Уэсли Мэри имела пару неудачных романов. Очень хотела детей. Но долговязый супруг оказался сильным только в проповеднических речах, и те руки, которые вернули его к жизни, ничего не могли поделать с (пропуск текста – ВЛ).

Рукоприкладство пошло по полной. Уэсли не выдержал и сбежал из дома. Он и раньше любил путешествовать и проповедовать на открытом воздухе, а теперь был и вынужден большую часть времени проводить в разъездах. Вернувшись однажды домой, застал жену мертвой – как раз к его приезду она отравилась. Полученную психотравму и застарелый комплекс Джон и вложил в свое суперхристианственное антисуицидальное предложение.

Закон об уголовном преследовании наших в Англии все же сподобились отменить – свободные люди свободной страны, самоубивайтесь себе на здоровье. Как думаешь, кто из англичан после этой отмены первым покончил с собой?.. Правильно: яростно выступавший против отмены лорд Г.

Уголовная ответственность за попытку самоубийства в Канаде, бывшей английской колонии, была отменена только в 1972 году, а во многих других бывших странах британского подданства (Бруней, Индия, Нигерия, Сингапур, Судан, Тонга) сохраняется до сих пор: штраф, тюрьма или принудительная психушка. Не доубивают больше, и то хорошо, хотя для кого как…

ВЛ – другу-писателю Петру В.

Старина, если ты добрался до этого места, еще раз прошу: извини моего героя за невменяемость (и автора заодно). Текст, особенно здесь, при обращении к фактологии всемирной суицидальности, как видишь, рыхлый и рваный, с огромными пробелами и обрывами. Еще бы, представь положение: сидишь где-то за семью измерениями, обо всем ведаешь, что здесь творится, и каждое самоубийство переживаешь как собственное, всеми фибрами своей бессмертной души; за каждое чувствуешь себя виноватым, за каждое несешь вечную ответственность… Никуда не денешься, теперь это твоя работа: наблюдать, чтобы понять, понять, чтобы изменить.

Мы с тобой осознали уже, что подлинное понимание как человечества, так и отдельного человека, – понимание, дающее основу для помощи и развития, может быть только полновременным – эволюционно-историческим пониманием. Осознав это, осознаешь, воленс-ноленс, и то, что перед тобой бездна, от которой приходится учиться не отводить глаза. Бездна – прозвучит идиотски – отсутствующего присутствия и присутствующего отсутствия. Бездна фактов, которых нет. Перед тобой только многослойные нагромождения их энноступенных последствий. Попадаются и отрыжки прошлого вроде родинок или аппендикса, этого червяка, растущего из слепой кишки, когда-то зачем-то необходимого, а теперь нужного в основном чтобы быть удаленным во избежание. Такие родинки и аппендиксы есть и в психике, и в обществе, несть им числа.

Вглядываться. Сопоставлять. Думать. Догадываться. Проверять догадки. Работать над ошибками. Думать дальше. Ничего больше не остается.

Как практик смею уверить: действительная история самоубийств запечатлена в памяти человечества едва ли на стотысячную процента. Статистика по масштабу истории ведется лишь какие-то сутки-двое, вроде медийных новостей, не столько раскрывающих факты, сколько скрывающих истину. Биографически озвучены, в основном, суициды персон, вошедших в реестр известных. На свете таких – ничтожное меньшинство, и реальное значение их для судеб человечества под сомнением: в истории, как и в семье, видную роль часто играют одни, а подлинное значение имеют другие.

…Ну, выдержи еще пару кусочков о персонажах достаточно знакомых, и закругляем.

Малорослый щуплый мужчинка с пухлым животиком и большой головой. Ничего себе, однако, лобные доли. Доминантность зашкаливает, агрессивность огромная, быстрота реакций, мощная память, четкость мышления, плюс к тому артистичная рефлексивность, выдающийся психопрактик. Экстрасуицидал высокого полета. Что делает этот жестокий живчик, дергаясь и вращая глазами? Глотает яд. Зачем? Чтобы умереть. Почему? Потерпел поражение после серии победоносных войн, вынужден отречься от императорской власти, не может с этим смириться, и суицидабельность тут как тут: экстрасуицидал превращается в простого суицидала. Но Оператор начеку: историческая роль еще не доиграна. Организм резко мобилизуется, надпочечники выбрасывают ударную дозу стероидов – яд не действует, суицидабельность не срабатывает. Мужчинка встряхивается, вспоминает, что его идентификат, всему миру известный – Наполеон Бонапарт, преисполняется жгуче-холодной яростью, включает свою мозговую вычислительную машинку на полную мощность, возобновляет борьбу за власть, вновь ее добивается, вновь воюет и побеждает – великие сто дней – и вновь терпит поражение, уже окончательное, но покончить с собой больше не пытается. Теперь его по-тихому сгноят в заключении на далеком острове. «Смерть как акт отчаяния – это трусость, – со скрываемым стыдом вспоминает он, как чью-то чужую, свою неудавшуюся попытку сбежать со сцены до окончания пьесы. – Я человек, приговоренный к жизни».