Завтра не наступит никогда - читать онлайн книгу. Автор: Галина Владимировна Романова cтр.№ 47

– Не хочешь, не верь, – ухмыльнулся ее бывший собутыльник загадочно. – Только дура ты, Машка, скажу я тебе. Людей, которые тебе хотят помочь, сторонишься, а иуду на груди пригреваешь.

– То есть?

– Вот тебе и то есть, – он тут же отодвинулся, с каким-то невероятным галантным поклоном уступая ей дорогу, и когда она проходила мимо, обронил: – Полтинник тебе дороже правды, Машка…

Господи, помоги ей! Помоги ей добраться до собственной двери, открыть ее ключом, найти номер телефона под скатертью и позвонить Орлову. Помоги ей все это сделать, Господи, изгони страшный пьяный дурман из ее головы!

Она ведь уступила Валеркиной настойчивости, малодушно уступила. Отдала последний полтинник ему, послушно встала у его закопченной плиты, принявшись жарить картошку в глубокой чугунной сковороде. И пока он бегал за пивом, она нарезала хлеба, открыла банку консервов, нажарила картошки, даже стол его шаткий попыталась накрыть более-менее прилично. Хотя без тарелок и скатерти, на изрезанной вдоль и поперек клеенке это было почти невозможно.

– Оп-па! – ворвался в квартиру вдохновленный удачей Валерка. – А глянь-ка, Машка, что у меня есть! Доставай стаканы!

Вместо пива этот гад притащил самогонки. И пока Маша не выпила первый стакан, говорить не начал. А когда начал говорить, то ее рука сама собой потянулась ко второму, а потом и к третьему стакану.

Надо же все как, а!!! Как же так можно?! Гадкие, гадкие, мерзкие людишки, желающие казаться добрыми и отзывчивыми! Марго хоть и подлой была, так в открытую подличала, а эти что?! Эти из-за угла, в спину ножом и покручивают, поворачивают его то в одну, то в другую сторону.

– А я тебе что говорил! – надрывался Валерка, подливая и подливая себе и ей, успел ведь и за второй бутылкой самогонки сбегать, взяв ее в долг. – Ты людей приличных вроде меня сторонишься. Завязала она! Да никогда, Машка, нам не завязать, понимаешь!

– Почему? – пыталась она еще протестовать, прикрывая свой стакан ладошкой. – Мне больше не надо.

– Ладно тебе, не надо! – фыркал он, без особых усилий убирая ее ладонь со стакана и наливая туда очередную порцию самогонки. – Нам с тобой никогда не бросить пить, и таким, как мы, тоже.

– Но почему?!

Она не понимала, честно. Смотрела в глубину плескающейся сизой мути и не могла понять, с чего это она вдруг снова выпила. Пускай плохо все у нее в последнее время складывалось, но завтра ей будет еще хуже. Много хуже, чем было вчера. Она же ненавидеть себя станет за малодушие и…

И как же теперь Орлов? Он же теперь не станет ей помогать, чтобы вернуть Гаврюшку, вот! Он же ей не поверит, что она выпила из благих намерений. Не поверит, что она для него старалась, пойдя на поводу у Валерки.

– Потому что жизненная философия наша такая, Машка, – рассуждал Валерка, выскребая остатки картошки со своей сковороды. – Нам все подло, все мерзко, все гадко. Нам надо забыться, чтобы гнуси этой житейской не видеть! А забыться мы можем, только выпив.

– Но ведь бросают же некоторые, – пыталась она протестовать и против слов его, и против рук, забравшихся к ней слишком высоко под юбку.

– Бросают! Ты вот бросила, надолго? – Он послушно отодвинулся, когда Маша ударила его по руке. – Ненадолго. А почему все?

– Почему?

Ей тоже важно было это понять. Очень важно. Сама не додумалась, может, алкаш Валерка со своей убогой философией поможет.

– Потому что снова подлость вся, что вокруг нас, в глаза полезла. Мы бросаем, но до первого толчка. Как только он случается, так мы не выдерживаем и заливаем глаза водкой. А почему мы так делаем, почему другие не делают, а мы – да? – Он уже говорил непонятно с кем, опьянев настолько, что глаза остановились, глядя в одну точку. – Потому что мы очень ранимы! Очень мы проницательны и зрячи! Мы видим то, что другим толстокожим не видать. Вот они и не пьют, потому что их все устраивает. А мы пьем, потому что больно нам за всех! И пить мы будет всегда…

Слава богу, Валерка отключился раньше того, как принес еще бутылку. И она смогла остановиться. Доплелась кое-как до ванной, сунула голову под ледяную струю и стояла так, подвывая от холода и мерзости собственной, минут пять. Потом сползла по стене на пол, зажмурилась и, кажется, отключилась на какое-то время. Очнулась от грохота в кухне. Поднялась с трудом, дошла туда, поняла, что загромыхал, опрокидывая табуретку, Валерка. Упал просто с нее на пол и сбил ее ногами.

Маша окинула взглядом следы их недавнего пиршества, и ее затошнило.

Зачем она?! Зачем снова начала жить так, как раньше?! Неужели ее пустые кастрюли и пропавшие из-под скатерти деньги много хуже этой изрезанной клеенки на столе? Ее одинокая, несуразная и полуголодная жизнь разве хуже этого заплеванного пола, грязных заляпанных стаканов, опустевших к этому часу? Нелепые обвинения в ее адрес разве не стоят того, чтобы пытаться оправдаться? Разве проще и милее залить все это водкой, спасая «ранимую душу»?

– Какое дерьмо, – проговорила она, пятясь с Валеркиной кухни. – Нет никаких ранимых душ с тонкой организацией, а есть слабые никчемные люди, забывшие, что такое настоящая жизнь…

Ее почему-то сильно развезло после того, как она вышла от Валерки. То ли потому, что расплакалась, то ли потому, что холодно сделалось. Но по лестнице к себе спускалась почти на четвереньках. И все время бубнила, будто урок зубрила наизусть, что нужно позвонить Орлову. Нет, сначала надо открыть дверь, найти номер его телефона под скатертью и позвонить ему непременно. И пускай язык у нее будет заплетаться, пусть он даже орать на нее начнет, что она снова напилась и звонит так поздно. Она все равно ему позвонит и все расскажет. И про то, кто виноват в смерти Марго, и про то, почему выпила.

Он простит. Он хороший мужик, этот Орлов. Простит и поймет, только бы до двери добраться да еще сбросить с шеи какой-то странный шарф или полотенце, которое дышать мешает. И откуда он взялся? Может, когда умывалась, у Валерки из ванной прихватила? Так не было у него уже сто лет никаких полотенец и шарфов. Что же тогда на шею давит до звона в ушах? И в глазах мутно, мутно… Что ж так тяжко-то? Не оступиться бы…

Орлов метался возле подъезда, из которого не так давно выволакивали грузное тело погибшей Маргариты Шлюпиковой, а теперь выносили погибшую Машу Гаврилову, и боялся открыть рот, чтобы начать говорить.

Почему? Да потому что боялся, что начнет орать на всех подряд, да так, что потом рапорт придется на стол об увольнении класть. Боялся не сдержаться. Тут еще как на грех Влада под ногами путается и путается. И смотрит так, что внутри все переворачивается.

– Ну чего ты так на меня смотришь, а?!

Улучив момент, он поймал ее в коридоре первого этажа, прижал к стене, вцепившись ей в плечи, и зашипел, зашипел на ухо:

– Я не мог всего предвидеть, поняла?! Не мог! Хоть я и профессионал! Я же не святой дух, чтобы уметь…