— Жезл, — скомандовал он, торопливо вытерев лоб. — Жезл!
Плам, выйдя из транса, схватила стоявший в углу посох черного дерева. Значит, без тревожной кнопки все же не обошлось…
Квентин вырвал у нее жезл, и руки у него заходили ходуном, как будто он удерживал громадную рыбу на удочке или гигантский воздушный змей на сильном ветру.
Плам хотела помочь, но он мотнул головой и процедил сквозь зубы:
— Меня сейчас лучше не трогать… как бы чего не вышло.
Теперь в комнате пахло горелым металлом и потом усталых волшебников. Новый мир нарождался, крича почти человечьим голосом. Сердитое дитя желало есть, пить и жить: если понадобится, оно отнимет жизнь у своих повивальных бабок. В пальцах Квентина вспыхнуло золото — должно быть, одна из монет Маяковского. За окнами промелькнул размытый пейзаж.
Пространство искривилось. Комната раздувалась, как волдырь на теле реальности. Что-то будет, если он лопнет?
— Нотунг!
[21] — выкрикнул Квентин. Плам не могла понять, что звучит в его голосе — боль, торжество, отчаяние? Окованный серебром конец посоха грянул об пол, гром, как от пушечного выстрела, пронизал ноги Плам. Проволока на стенах и потолке раскалилась, буквы на полу вспыхнули, как магнезия.
Потом все постепенно затихло, остановилось, погасло. Пламя двух чудом не задутых свечей поколебалось и выровнялось. Квентин повалился на стол. В комнате еще звучала высокая серебристая нота — может быть, у Плам просто звенело в ушах.
В окнах, даже в маленьком угловом, снова открылся вид на нижний Манхэттен. Квентин выпрямился, обвел взглядом потолок и углы, посмотрел на Плам.
Сзади, показала она.
В стене появилась красная дверь, окованная черными железными завитками. Квентин с лязгом выронил жезл.
ГЛАВА 21
Он сделал несколько осторожных, недоверчивых шагов к двери и замер. Пыль в комнате осела, серебряный звон утих. Плам чувствовала себя так, точно пробежала большую дистанцию на голодный желудок.
— Мы сделали это, — торжественно объявил Квентин. — Все получилось. Мы создали новый мир.
Он опасливо взялся за круглую медную ручку, но током его не ударило и рука насквозь не прошла. Повернул ручку, толкнул дверь… потянул на себя… Дверь открылась.
Ветер, ворвавшись в комнату, остудил горячий лоб Плам и захолодил душу.
— Квентин…
Он не двигался. Она подошла и встала рядом с ним на пороге.
— Не хочешь войти?
Он посмотрел на нее так, словно только что проснулся.
— Сейчас, минуту. — Он поднял к глазам ладонь. — Я думал, у меня шрам от этой монеты останется. Как в «Утраченном ковчеге», помнишь? Чувство было, как от ожога, но нет, все цело.
Плам не поняла, о чем он, но уточнять не стала: не тот был момент.
За дверью не оказалось ни Стоакрового леса, ни даже яблоневого сада. Плам вспомнилось брекбиллское зеркало после того, как отражение Дарси пропало: за порогом они видели ту же комнату, вот только их в ней не было.
— Зазеркалье… — Квентин взял со стола ложку с длинным черенком и бросил через порог. Она благополучно клацнула об пол зазеркальной комнаты.
— Что это? — спросила Плам.
— Наш мир, полагаю.
— Но почему он так выглядит? Это правильно, по-твоему?
— Кто его знает.
— Я думала, он будет похож на сад. Ты ведь не это создавал?
— Нет, — нахмурился Квентин.
— Вот именно. Зачем создавать новый мир, который выглядит точно так же, как старый.
— Хороший вопрос.
Квентин вошел в комнату-отражение, огляделся по сторонам. Он не боялся, надо отдать ему должное — просто оценивал обстановку.
— Классика. Мир наизнанку. Ну, хоть традиции соблюли. — Он раскинул руки. — Заходи, тут вроде бы безопасно.
Плам зашла, перебарывая разочарование. Дом точно приобрел сиамского близнеца, приросшего к нему красной дверью.
— Мы все-таки создали свою землю, да?
— Дом уж точно. Осторожно, Плам, тут что-то не то.
Да, верно. Полная тишина. В доме-оригинале благодаря волшебной изоляции тоже тихо, но этот вообще отрезан от мира звуков. Как оклеенная яичными кассетами студия.
И это чувство клаустрофобии…
— Посмотри на окна, — сказала Плам, определив, откуда оно берется. — Это же зеркала.
Дом-отражение, похоже, не только глух, но и слеп.
— А с зеркалами тогда что сделалось?
Да, интересно. В маленькой ванной на площадке есть зеркало. Плам заглянула туда, приготовясь испытать шок, как в ужастике.
Все страньше и страньше. Зеркало так и осталось зеркалом, но в нем бушевала форменная вьюга, заметая пол, вешалку для полотенец, раковину, оседая на волосах и ресницах Плам. Только в нем — Плам инстинктивно потрогала голову и убедилась, что на реальных волосах снега нет.
— Надо же, — сказал подошедший Квентин — на него это никак не подействовало.
Владетели несуразного дома продолжили свой обход. Мебель, занавески, посуда и двери остались там, где и были, но компьютеры и телефоны пропали, а страницы в книгах сделались чистыми. В ванных не стало туалетных принадлежностей, в шкафах одежды — в этом доме никто не жил. Вода из кранов текла, но только холодная. Квентину казалось, что один из восточных ковров лежит наоборот, Плам полагала, что нет. Идти проверять оригинал никому не хотелось.
Усталость и разочарование настраивали их на слегка истеричный лад.
— Он вроде шкафа, — сказала Плам. — Самый большой шкаф в Нью-Йорке — представляешь, сколько в него всего влезет.
— Я не для этого его делал.
— Тогда оборудуй себе мужскую берлогу. Пара плоских теликов и комп с игровой приставкой.
Когда они опять поднялись наверх, этажом ниже, в спальне Плам что-то грохнуло.
— Второй башмак, видимо, — сказал Квентин. — Приготовим палочки, Гарри.
Плам, прыснув из вежливости, вняла предупреждению и приготовила блокирующие чары. Очень удобная вещь: стоит сказать ключевое слово, и они начнут действовать. То, что готовил Квентин, издавало тонкий нарастающий визг.
В спальне, однако, было пусто — только стул валялся опрокинутый, задрав ножки.
— Стул упал, — весело прокомментировал Квентин, вернув его в стоячее положение.
— Ну да, вижу.
Они как будто подначивали друг друга, дожидаясь, кто первый начнет психовать. По дороге на второй этаж обнаружилось еще кое-что: цветные фотографии на стенах полиняли и сделались черно-белыми.