Земля волшебника - читать онлайн книгу. Автор: Лев Гроссман cтр.№ 29

— Как здесь хорошо, — сказала Плам, и это была чистая правда. — Как красиво.

— Я знаю, зачем ему это надо, — сказал Маяковский, продолжая, очевидно, свой внутренний монолог. — Ему, но не тебе. — Он обращался к Плам. — Может, тебе просто скучно, а может, ты в него влюблена.

Плам яростно отмахнулась от такого предположения.

— А вот тебя, Квентин, я хорошо понимаю. Ты такой же, как я. С амбициями. Хочешь стать великим волшебником, Гэндальфом таким, Мерлином. Мечта всех идиотов.

Сказав это тихо и сравнительно мягко, он выпил, сплюнул в платок, спрятал все это дело в карман халата — отвык в одиночестве от манер.

Хотел ли Квентин стать великим волшебником? Может быть, раньше — теперь ему хватило бы и просто волшебника. Взломать встроенные чары — вот чего он хотел. Вернуть Элис. Но правда — вещь относительная и хорошо растворяется в лишайновке.

— Почему бы и нет, — сказал он.

— Вот только великим тебе не стать. Ты умный, это да, башка у тебя хорошая. — Он постучал по голове Квентина костяшками пальцев.

— Перестаньте.

Где там. Маяковского несло, как пьяного шафера, которому приспичило непременно произнести сальный тост.

— Хорошая башка, лучше многих — но таких, как твоя, к сожалению, тоже много. Сотня, а то и тысяча.

— Скорее всего. — Что толку отрицать. Квентин прислонился к холодному станку, надежному, как союзник.

— Скажем честно: пятьсот, — вставила сидящая на столе Плам.

— О величии ты не имеешь никакого понятия. Хочешь знать, что это? Я тебе покажу.

Маяковский обвел рукой темную мастерскую, и в ней все ожило: огни зажглись, моторы заработали, маховики завертелись.

— Это мой музей. Музей Маяковского, — объяснил он и показал, над чем работал долгими антарктическими зимами. Его мастерская была не просто чудом, а библиотекой чудес. Каталогом услышанных молитв, сбывшихся мечтаний и священных Граалей.

Маяковский, преобразившись в гида, водил их от стола к столу. Вот это вечный двигатель, это семимильные сапоги. Универсальный растворитель — он висит прямо в воздухе, потому что ни один сосуд не может его удержать. Волшебные бобы, перо, пишущее одну только правду, мышка, живущая наоборот, от старости до младенчества. Солому профессор превращал в золото, золото в свинец.

Здесь были представлены концы всех волшебных сказок, все награды, за которые рыцари и принцы сражались и гибли, а принцессы загадывали загадки и целовали лягушек. Маяковский не обманул: это была великая магия, плоды одиноких трудов всей его долгой жизни. Из памяти Квентина стерлось многое — самогон промывал мозги, как хороший промышленный препарат, — но механическое пианино запомнилось. Оно подбирало музыку согласно твоему настроению, не повторяясь ни разу, играло все, что тебе хотелось услышать. Квентин попросил профессора остановить инструмент, боясь разрыдаться, но после, хоть убей, не смог бы напеть мелодию, так тронувшую его.

— Вот что такое величие, Квентин. То, что ты никогда не потянешь и никогда не поймешь.

Он был прав. При всей своей новой силе, обретенной после смерти отца, Квентин знал, что лига Маяковского для него недоступна, и охотно признавал это, лишь бы гениальный волшебник ему помог.

— Почему же столь великий маг до сих пор сидит здесь, в Антарктиде? — недоумевала Плам. — Вы могли бы прославиться!

— Мог бы, да только зачем, — пробубнил приунывший снова профессор. — Люди не заслужили всех этих чудес, и ни к чему им знать мое имя.

— Значит, вам нравится жить одному во льдах? В голове не укладывается.

— Отчего же? — Маяковский выпятил губу, недовольный, что его подвергают психоанализу. — Здесь у меня все, что нужно. Работаю без помех.

— Она права, это трудно понять, — взял слово Квентин. — Вы разрешили здесь то, над чем другие годами ломали головы. Вы должны обнародовать свои достижения.

— Ничего я не должен! Все, хватит. Назад я не вернусь никогда.

Среднестатистический ум Квентина мог, в общем, это понять. Достаточно вспомнить кое-какие факты из биографии Маяковского: катастрофический роман со студенткой Эмили Гринстрит и последующее изгнание в Южный Брекбиллс. Квентин на себе постиг, что значит жить отдельно от всего прочего мира. Потеряв Элис, он так горевал, что поклялся никогда больше не чародействовать. Кто не рискует, тот ничего и не теряет, говорил он себе. И никому не причиняет вреда. Впрочем, длилось это недолго: кто не рискует, тот не живет. Когда Элиот, Дженет и Джулия пришли за ним, он вернулся обратно в Филлори. Рискнул снова, выиграл, потом проиграл и ничуть не жалел об этом.

— Неправильно это, — сказал он. — Вы, конечно, гений, но в этом неправы. Вернуться было бы не так страшно, как вам кажется.

— Мне твои советы без надобности. Вот сможешь все это повторить, тогда и советуй.

— Я и не советую, просто…

— Тоже мне загадочная личность. — Маяковский ткнул Квентина в грудь пальцем, похожим на высохшую сосиску. — Думаешь, я не знаю, что тебя выгнали из того мира, в котором ты жил? Ты приполз назад в Брекбиллс, но и оттуда тебя поперли!

Господи. Он знает что-то о Филлори, во всяком разе о Нигделандии. Квентин пятился, Маяковский наседал.

— Да, верно — но я не живу отшельником в ледяном замке, упиваясь своими обидами.

— Где уж там, из тебя уголовник и то никудышный. К папочке прибежал за помощью!

— Мой отец умер. — Квентин перестал пятиться. — Я, может, и второсортный волшебник, но не псих-затворник, на людей не кидаюсь. Живу среди них и пытаюсь чего-то добиться. И вот еще что: я думаю, вы умеете взламывать встроенные чары. (Ага! И у нас бывают гениальные озарения!) Это они вас здесь держат, не так ли?

Слишком уж хорошо Маяковский подготовился к их визиту. Квентин сказал это наугад, но чуял, что близок к истине.

— Покажите мне, как, — поднажал он, пользуясь преимуществом. — Вы должны знать, даже если боитесь сам это сделать. Научите меня. Помогите кому-нибудь хоть раз в жизни.

Он явно затронул больной нерв: Маяковский взбесился и влепил ему пощечину. Квентин и позабыл, как профессор любит их раздавать. Больно зверски — хорошо еще, самогон обеспечивает хорошую заморозку.

Под его же влиянием Квентин решился на то, о чем мечтал издавна, то есть дал профессору сдачи. Залепил как следует по щетинистой морде.

— Ишь ты! — Маяковский еще раз продемонстрировал свой желтый оскал. — А ну еще!

Квентин повторил и оказался в медвежьих объятиях. Ничего себе поворот! Плам смотрела на них круглыми глазами и, кажется, пыталась телепортироваться. Какого хрена, почему два мужика не могут обняться в подвале посреди Антарктиды? Квентин похлопал бедного старикана по спине свободной рукой.

Отца больше нет, с кем еще обниматься. Так, наверно, и поступают в нормальных семьях. Славный старина Маяковский. Не такие уж они, выходит, и разные.