Заложницы вождя - читать онлайн книгу. Автор: Анатолий Баюканский cтр.№ 41

— Ну, смотри, ухажер! — Эльза шутливо погрозила Борису пальчиком. — Отвечать за меня будешь. — Она чувствовала, что Борис как бы раздвоился — ему хочется легонько возгордиться и в то же время тревога не исчезает из его глаз.

— Перед кем отвечать? — продолжал манипулировать пустыми словами Борис, — может, у тебя в прессовом, как говорили в Замартынье, дроля завелся?

— Дроли у меня нет, но есть немецкий, — она живо поправилась, — есть советский немецкий народ.

Борис повел девушку не по натоптанной тропе, идущей от итеэровской столовой, а напрямик, по самой кромке границы запретной зоны, там вообще мало кто ходил, опасаясь злых овчарок, которых изредка выпускали из караульного помещения, собаки имели длинные поводки, бежали вдоль забора, таща цепь, верхний конец которой был закреплен на проволоке, висящей в двух метрах от земли. Да и сейчас часовые на вышках отлично их видели, одни показывали кулаки и матерно ругались, другие делали непристойные движения и сами же хохотали. Радостный порыв Бориса быстро угас. Шагая чуть впереди девушки, он откровенно жалел себя, жалел, что пригласил Эльзу. Как же он не подумал, что подвергает опасности не только себя, но и ее. Вдруг кто-то из знакомых встретит с девчонкой в рабочее время? А еще хуже будет, если застукают вохровцы. Тут верняк — солнышко наблюдать сквозь решетку. Борис покосился на Эльзу — девушка очень спешила, крохотная капелька пота блестела у нее на щеке, но Борис уже, кроме досады, никаких чувств к Эльзе не испытывал. «На кой лях она увязалась за мной? — досадливо подумал об Эльзе. — Сидела бы в своем немецком шалмане, за колючей проволокой». — Его уже откровенно раздражали любые мелочи. Даже рассказ об отце предстал в ином, искаженном свете: «Никакой он не колхозный строитель, просто замаскированный враг».

Нет, определенно с ним что-то неладное происходило. Метров за сто от ворот доменного, лихорадочно ища повод, как бы избавиться от спутницы, Борис вновь покосился на чистое, доверчивое и оттого еще более милое лицо девушки и устыдился собственных мыслей, аж жаром обдало. «Разве я не имею права показать девчонку друзьям?» — попытался найти оправдание своему поступку.

Ему удалось вполне благополучно провести Эльзу мимо первой домны, проскользнуть в отделение, где разогревали массу для покрытия литейных желобов. Здесь было жарко и, к счастью, полутемно. Приветливо мерцал желтый огонь в методических печах, шипела в специальных емкостях серая масса. Старичок-богодул, притаившийся в углу, как мышь, при их появлении вскочил, готовый дать тягу, но, увидев парня с девушкой, совсем не похожих на ненавистных вохровцев, успокоился, снова затаился в темном уголке.

За пазухой картофелины начали оттаивать, неприятно холодили грудь. Борис достал перочинный ножик, аккуратно нарезал картофель белыми ломтиками, разложил на железном листе, придвинул самодельную сковородку, ею здесь пользовались многие, к огнедышащему отверстию, к прогару печи. Они присели и молча стали наблюдать, как розовели, пузырились ломтики, распространяя одуряющий запах. И не было для Бориса и Эльзы ни тревог, ни страха.

— Тебе здесь нравится? — Борису так хотелось найти особенные слова, растопить стену сомнений и тревог, которая отделяла их друг от друга. Тепло, близость, огонь располагали к философскому осмыслению их положения. — Вот так бы всю жизнь, а?

— Согласна! — Эльза придвинулась к Борису и коснулась его боком, осторожно оглянулась на старичка в щели. — Хорошо, что рядом никого нет. А этот старичок…Он, наверное, голодней нас. Мы дадим ему ломтик?

— Угостим, обязательно, у нас картошки — навалом, целый лист.

А завтра мы увидимся? — Борис затаил дыхание, ошеломленный собственной смелостью. «Ах ты, доходяга несчастный! — снова ругнул себя. — Возомнил нивесть что, свидания назначаешь. Сам-то не знаешь, доживешь ли до завтра». — Он вцепился пальцами в грудь, будто желал вырвать из груди сердце и тем самым завершить свою позорную, никому ненужную жизнь. Ему стало страшно: «А вдруг Эльза уже опомнилась и сейчас скажет твердое: «нет»?

— Ты этого хочешь?

— Да.

— Я тоже. — Эльза придвинулась еще ближе и положила голову на дрогнувшее плечо Бориса. — Я не представляю, почему так: окружена людьми, но все время одинока. Тюрьма, в которой мы сейчас живем, наверное, переносилась бы легче, знай мы за собой вину, хоть малую, а так… — Эльза закрыла лицо руками, выразив этим жестом свою полную незащищенность.

— Эля, опять ты о тюрьмах, — укоризненно сказал Борис, у него заболели уши от бравурной и торжествующей музыки, что гремела в душе, сердце колотилось так, что перехватывало дыхание. Нахлынуло ужасно-дерзкое желание обнять Эльзу, но волнение и робость мешали сделать это. — Как только закончится война…

— Мы с тобой не доживем до светлого дня! — отрешенно и твердо, не по-детски серьезно проговорила Эльза, — я обязательно сгину в этой сибирской ссылке, чувствую погибель. И сгину, думаю, очень скоро. — Голос Эльзы был печально-трогателен, и эти слова рвали душу Бориса.

— У тебя голова набита глупостями! — он нашел ее податливую руку, притянул к своим губам, осторожно притронулся к ней. — Я не позволю обижать тебя, помогу выжить, дождаться победы. О, какая светлая жизнь наступит тогда! — Борис замолчал, внутренне вновь ужасаясь своим словам: «Трепач! Чем ты сможешь помочь ссыльной? Убежишь с ней из Сибири? Куда? На какие шиши? Ежели нет денег, то не велика беда, на них не больно-то чего купишь, а вот документы где взять? Без «корочек» нынче и ста метров не пройдешь — всюду военные патрули, на каждом углу. Хорошо хоть Эльза не знает, что в округе день и ночь проходят облавы, забирают каждого, у кого нет при себе «палочки-выручалочки» — заводского пропуска, даже паспорта не выручают». Помнишь, ты заикнулась о таинственных шпионах «ниндзю»? — Борис попытался переменить тему разговора. — Откуда они взялись?

— Спасибо тебе, Борис! Ты отогрел меня! — с щемящим чувством сказала Эльза, не приняв новую тему. И вдруг она притянула к себе лицо парня и сама поцеловала Бориса в губы.

— За что ты меня благодаришь? — Борис был оглушен счастьем, едва шевелил губами. Господи! Она поцеловала меня, а я…колебался, как флюгер, готов был прогнать девчонку, накричать, оскорбить.

— За доброе сочувствие. Отец, помню, всегда наставлял меня: «Желание помочь ближнему, — говорил он, — иногда бывает дороже самой помощи». Ой, смотри-ка, картошка подгорает.

Борис встал, пошатываясь, подошел к отверстию печи, поискал глазами железный прут, с помощью которого они всегда вытягивали. И вдруг от сильного удара опрокинулся навзничь. Услышав сдавленный крик Эльзы, Борис с трудом приподнялся, выплюнул кровь. В проеме двери увидел две быстро удаляющиеся фигуры в черных зековских фуфайках. Ни противня, ни испеченной картошки уже не было…

Кремль был погружен в темноту. Светились только окна на третьем этаже, где находился рабочий кабинет «Отца всех народов», которого с недавних пор стали именовать по-новому: «Верховный Главнокомандующий». Здесь существовало незыблемое правило: пока Хозяин бодрствует, никому не было позволено оставлять служебные кабинеты. Сталин в этот поздний вечер тщательно изучал докладную записку Главного управления лагерей Советского Союза. Он специально затребовал эти сведения, готовясь к введению очередного новшества, которое, по его мнению, должно было еще больше напугать врагов, задумано это было им давным-давно — издать указ о введении смертной казни через повешение, заодно вновь открыть во всей полноте такое понятие, как «каторга». Почему-то слово «каторга» радовало слух, щекотало нервы. Сам бывал на каторге, знает, что там погорше тюрьмы.