Воспитание есть усвоение хороших привычек.
Платон
Тут уже родители начинают «закручивать гайки» — мол, молодой
человек распоясался и надо его «ввести в разум». Они вдруг вспоминают, что он
«уже взрослый», а потому устраивают ему нагоняй по полной программе — мол, ты
такой-сякой-немазаный, мы тебя содержим, а с тобой сладу нет! В общем — жди
беды, дорогой наш ребенок! Тот, понятное дело, воспринимает эту экзальтацию
«родительской миссии» своих проснувшихся после долгой спячки «предков» как
объявление войны, на которой, как известно, все средства хороши. И ему ведь
невдомек, что те самые «предки» действуют из лучших побуждений, что они хотят
ему добра и поэтому определяют для него «рамки» поведения и «формат» отношений
с ними. Нет, он рассуждает иначе, почти как по Ф.М. Достоевскому: «Они меня не
понимают, они мира моего не принимают!»
Причем, надо признать, что родители, действительно,
занимаются хроническим обесцениванием того, что ребенок считает для себя
по-настоящему важным и ценным: «Ну, что ты этой глупостью занимаешься?! Сделал
бы что-нибудь серьезное!» А это — все равно что лупить по больной мозоли. Наши
ценности — это то, с чем мы отождествлены. Когда кто-то не принимает наших
ценностей, он таким образом заявляет нам не просто о несогласии с этими нашими
ценностями, но о несогласии с нами как таковыми, в каком-то смысле отрицает нас
самих.
Поэтому любой разговор с родителем в подобном формате
«душеспасительных бесед» — это лишний повод для ребенка убедиться в том, что
его не любят, не ценят, не понимают. А для родителей — это очередной этап
утраты своего авторитета в глазах собственного чада. Мы не можем питать чувство
уважения к человеку, который отрицает то, что нам дорого. А родители с
упорством, достойным лучшего применения, занимаются как раз этим, считая,
почему-то, что в том и есть суть родительского воспитания — объяснить ребенку,
почему он не прав.
Дальше все это уже переходит всякие границы добра и зла.
Родитель чувствует, что ребенок его не уважает, начинает понимать, что все его
благие речи ребенок не слышит и слушать не хочет, и стартует забег на
выживание. Родитель пытается доказать своему ребенку, что тот не прав, а
главное — права на личную позицию не имеет. И потому, хочет он или не хочет,
ему придется родителей слушаться — мол, не хочешь по-хорошему, будем
по-плохому. Но ребенок ведь тоже человек, у него, может, голова еще и
недоразвита, но самолюбие и самоуважение уже есть. И он, в свою очередь, тоже
пытается доказать родителям свою правоту, размышляя над хрестоматийным — «Тварь
я дрожащая или право имею?» Однако же, не многие из нас — людей-человеков —
готовы признать себя «тварью дрожащей», а само предположение такого рода
вызывает в нас обратную реакцию — доказать всем и каждому, что не тварь и прав
предостаточно.
Выяснять в отношениях с ребенком, кто прав, а кто виноват,
«давить» его авторитетом и устраивать конкурс личностных амбиции — это лишь
тренировать в нем эмоцию гнева, и больше ничего. Услышать вас, когда вы сами
нагнетаете напряжение, он не услышит, а вот возненавидеть — это пожалуйста!
Гнев не провоцирует ничего, кроме гнева, сопротивление вызывает одно только
сопротивление. Эскалация напряжения в такой ситуации неизбежна, а вот
взаимопонимание — заказано. И поэтому прежде, чем вы решите затеять подобную
«войнушку» с собственным ребенком, задумайтесь — какова цель этого вашего
предприятия? Если вы хотите до него «достучаться», то вы избрали самый
бесперспективный путь.
Вам не удастся никогда создать мудрецов, если вы будете
убивать в детях шалунов.
Жан-Жак Руссо
Обезоруживает агрессора только доброжелательность и
готовность идти навстречу. А защита холодной броней отстраненности и
контрнаступление, напротив, лишь мобилизуют вашего оппонента. Мы все хорошо это
знаем, только вот в отношениях с собственными детьми почему-то постоянно
забываем об этом простом правиле. Может быть, потому, что мы не верим, что этот
маленький живой комочек, в принципе, способен на агрессию, а подросток не имеет
на нее права и потому просто не может агрессировать? Наверное, поэтому. Мы
совершенно забываем, что ребенок — хоть он и маленький — настоящий,
полноценный, живой человек. И он вполне может быть чем-то недоволен, испытывать
эмоцию гнева, быть агрессивно настроенным. Это нормально. Это обычная
эмоциональная реакция. По-другому и быть не может! Мы ведь его не в капусте
нашли и не в магазине купили — он живой!
Мы можем считать, что наш ребенок гневается и проявляет
агрессию по незначительным поводам. Мы можем думать, что это неэффективный
способ решения проблем и вообще неправильная форма поведения. Мы можем,
наконец, не соглашаться с его позицией в принципе. Но… Он живой человек, он
личность, и то, что он переживает, — пусть даже это гнев и
агрессия, — это реальность, которую мы не имеем права игнорировать. Это не
миф, не блажь, не фантазия, это нельзя выключить по указке — нажал на кнопку, и
напряжение упало. Это напряжение нужно пережить и заземлить.
Никогда не провоцируйте агрессию ребенка, а если все-таки он
переживает гнев, не оказывайте давления. Продемонстрируйте свое доброе
отношение, открытость и готовность к диалогу. Поверьте, если ребенок видит вашу
добрую волю, то его агрессия быстро пойдет на спад, и вы сможете с ним
договориться. Но если он этой доброй воли в вас не обнаружит, он будет
тренировать свой гнев, а это, поверьте на слово, чревато самыми неприятными
последствиями.
Примечание: «Детская эмансипация…»
Понимаю, что само это словосочетание — «детская эмансипация»
— звучит юмористически, но термин не мой. Так знаменитый «кризис трех лет»
охарактеризовал автор этого без всякого преувеличения выдающегося открытия Лев
Семенович Выготский. Впрочем, ничего странного в этом словосочетании нет.
Эмансипация, в переводе с латыни, — это освобождение от какой-либо
зависимости. А то, что наш ребенок последовательно и неумолимо освобождается от
нашей с вами — родительской — зависимости, — это, по-моему, совершенно
понятно. Освобождается, и еще как! Причем, происходит это освобождение этапами,
режут этот кошкин хвост кусочками — в три годика чуток оттяпают, потом в семь,
в десять, четырнадцать…
В книге «Триумф гадкого утенка» я уже рассказывал про этот
кризис (куда без него, если речь о детях?), а потому здесь коснусь этой темы
очень коротко. Кризис трех лет трудно не заметить, потому как ребенок начинает
проявлять негативизм, упрямство и строптивость. На первый взгляд, во всех трех
случаях речь идет об одном и том же, но это не совсем так,
Негативизм — это очень, так сказать, особенное отношение
ребенка к собственному желанию. Чтобы пояснить этот феномен, Лев Семенович рассказывает
такую историю из своей практики. Девочка в возрасте чуть больше трех лет
находилась в клинике, где работал ученый. Узнав, что врачи время от времени
совещаются, она захотела, чтобы ее взяли на такую конференцию. «Девочка
собирается туда идти, — пишет Л.С. Выготский. — Я приглашаю девочку.
Но так как я зову ее, она ни за что не идет. Она упирается изо всех сил.
"Ну, тогда иди к себе". Она не идет. "Ну, иди сюда". Она не
идет и сюда. Когда ее оставляют в покое, она начинает плакать, Ей обидно, что ее
не взяли».