– Понятно, – кивнула я. – Психологи советуют принимать родителей такими, какие они есть. Даже если вы считаете, что отец или мать поступают с вами не лучшим образом. Родители дают самое ценное, что может быть у человека, – жизнь. Уже одного этого достаточно, чтобы благодарить их за этот дар.
– Соглашусь с вами, Татьяна.
– Скажите, Лейла Петровна, что вам известно о вашей племяннице Алене? Мне кажется, Люба что-то скрывает. Когда я задала ей вопрос об Алене, она сразу перевела разговор на другую тему.
– В каждой семье есть свои скелеты в шкафу, как говорится. Вы видели ее фотографию?
– Да, в шестнадцатилетнем возрасте.
Признаться, меня поразило, насколько по-взрослому она выглядела на этом фото. Я бы дала ей как минимум восемнадцать.
– Вот-вот! Знаете, Аленка очень рано повзрослела, и не только внешне. В художественном училище, или в колледже, как сейчас принято говорить, была у нее какая-то романтическая история с преподавателем. Всех подробностей не знаю. Семья Николая и он сам не очень-то распространялись на эту тему. Но понятно, что не в последнюю очередь из-за этой истории Аленка после «художки» порвала с живописью.
– Лейла Петровна, последний вопрос. Где именно был порт приписки торгового судна, на котором плавал Николай? Хорошо бы знать и местонахождение геологической партии, в которой ваш брат работал в свое время.
– Чего не знаю, того не знаю. Мы сравнительно редко общались.
Я распрощалась с Лейлой и вышла на улицу. Занятная, однако, у них семейка. Что же получается? У Николая и Любы – общая мама, но разные отцы. У Николая и Лейлы – общий отец, но разные матери. Двоюродный брат Лейлы, сын родной сестры ее матери, был первым мужем Любы. В лучших традициях «Санта Барбары» – все друг другу жены, мужья, сестры, братья. Не удивлюсь, если в каком-нибудь поколении отыщутся подмененные в роддоме младенцы.
Я села в машину и поехала поговорить с соседями Сосновского.
Валерию Константиновну, ближайшую его соседку, я застала за консервированием помидоров. Приветливая пожилая женщина в красивом фартуке открыла дверь и сразу пригласила на кухню. Закруточный процесс там был в самом разгаре.
– Извините, что принимаю вас не в комнате, а здесь, но никак не могу оставить банки.
– Ничего, я подожду.
Наконец первая партия банок была готова, и Валерия Константиновна устроила перерыв.
– Пойдемте в гостиную, здесь очень жарко.
Мы сели на кушетку. Соседка Сосновского вопросительно посмотрела на меня.
– Валерия Константиновна, я частный детектив. Сестра вашего покойного соседа наняла меня расследовать причины его смерти. Скажите, вы давно знаете эту семью?
– Можно сказать, с самого заселения в этот дом. Сначала здесь жила Полина со своими родителями, потом она вышла замуж за Николая. Через год на свет появилась Аленка. Потом родители переехали, оставили квартиру молодым. А потом и Аленка обзавелась мужем и стала жить отдельно.
– Алена, наверное, росла на ваших глазах?
– Конечно. Помню, как ее привезли из роддома. Коля и Полина были еще студентами, поэтому родители Полины, хоть и сами еще работали, нянчили внучку. И меня временами просили приглядывать. Так она и росла, наша красавица. Потом школу окончила, поступила в художественное училище. Рисовала замечательно.
– Но после училища не стала работать по специальности, а поступила в университет. Так?
– Да, – вздохнула Валерия Константиновна. – Ой, Танечка, – вдруг спохватилась она, – что же это мы сидим, а я вас ничем не угощаю? Попробуйте мои фаршированные перцы. Сейчас принесу.
Она вышла на кухню и скоро вернулась с расписным подносом. На подносе стояли салатник с перцами, плетеная тарелка с хлебом и кувшин с компотом. Я сразу почувствовала, как проголодалась.
– Угощайтесь, Танечка, – улыбнулась Валерия Константиновна.
Я стала уплетать изумительные перцы с начинкой из риса и мяса.
– Спасибо, – поблагодарила я гостеприимную хозяйку. – Все очень вкусно. Скажите, почему все же Алена после училища забросила живопись?
– Ох, Танечка, там такая история приключилась. Что-то связанное с Алениным учителем по рисованию.
– А что именно?
– Подробностей не знаю, только в это время Николай ходил чернее тучи, а у Алены и Полины глаза все время были на мокром месте. Кто их разберет, – неопределенно пожала она плечами. – Да, вот еще что. В третьем подъезде в 127-й квартире живет Аленкина подруга Настя. Может, она что-то скажет, все-таки подруга.
– А как звали преподавателя Алены, случайно, не знаете?
– Игорь Александрович, фамилию не припомню. Помню только, что оканчивается на «ский».
– И еще вопрос, Валерия Константиновна. Вы слышали шум в квартире Николая Петровича уже после его похорон? Вечером, ночью?
Она задумалась.
– Шум, спрашиваете?
– Шум, шаги – что-то в этом роде.
– А ведь был шум, да. Точно не скажу, когда это было. Как будто бы позавчера. Да, позавчера я закручивала лечо. Поздно закончила, часов в одиннадцать вечера. Слышу, у соседей как будто мебель кто переставляет. Я еще удивилась: неужели, думаю, Люба на ночь глядя уборку затеяла. А потом я поднялась к мусоропроводу, не хотела овощные отходы надолго оставлять. И вот вижу, что из квартиры Николая выходит какой-то мужчина и быстро спускается вниз.
– Что за мужчина? Как он выглядел? Молодой или не очень?
– Для меня молодые все. Высокий он, да, ростом выше среднего.
– Были у него борода, усы, еще какие-нибудь приметы?
– Нет, ни бороды, ни усов не видала. Спереди у него была большая залысина, чуть не в полголовы. Когда спускался, было очень заметно.
– Он вас не видел, Валерия Константиновна? – Я уже беспокоилась, помня о судьбе бомжа в парке.
– Нет, он быстро шел, вверх не смотрел.
– Вы все же будьте осторожны, незнакомым дверь не открывайте. Вы одна живете?
– Со мной дочка с мужем, они сейчас отдыхают на юге. И внучка, в институте учится.
– Будьте осторожны, – еще раз повторила я. – Спасибо за рассказ и за угощение.
– Я вас провожу, Танечка.
Она открыла дверь, и я вышла в тамбур. На лестничной клетке, в соседнем тамбуре слышались голоса.
– А я вам, Валентина Семеновна, уже не раз говорила, что не надо днем свет жечь. Каждый месяц из-за таких, как вы, в квитанциях появляются дополнительные суммы.
– А я вам, Нина Васильевна, только что объяснила, что я пришла с рынка и на минуту включила свет, чтобы открыть дверь. Что вам не понятно?
– Скажете тоже, «на минуту»! Да он уже час или два горит!