– А с домашнего я звонить не стал, – продолжал он оправдываться. – Сама же знаешь, как это дорого.
– Действительно, – все же не выдержала она, вежливо и совсем незаметно для него съязвив. – Ну, да ладно. Не позвонил, значит, не позвонил.
– Ась, ну чего ты? – обиженно протянул Леня. – Я и правда волновался… Ладно, проехали. Так чего тебе вдруг понадобилось на даче? Там что, вся семья собралась?
– Да нет. Не вся. Ивану срочно понадобилось на дачу, а машину он приятелю одолжил. Вот и попросил меня отвезти его туда, ну а я не отказала, – поведала мужу Ася совершеннейшую правду. Ну ладно – малую часть ее. Но ведь не соврала же!
– А-а, понял… – Леня помолчал с минуту, переваривая услышанное, потом осторожно поинтересовался: – Если я правильно понимаю, вы с ним помирились?
– Вроде того.
– Ну и хорошо, а то я просто измучился из-за вашего бойкота. Не знаешь совершенно, как себя вести с твоей родней… Вот и хорошо, что помирились.
В Ленькины мучения Асе верилось слабо. Он в их семье был скорее беспристрастным сторонним наблюдателем. Одно время ей даже казалось, что разрыв ее отношений со сводным братом доставляет Леониду тайное удовлетворение. Она же в то время осталась совсем одна. Ваньки рядом не было, Сашка на звонки не отвечала и домой к себе не пускала, ссылаясь на занятость. Нет, мучиться из-за ее проблем Ленька уж точно бы не стал. Да и обрадовался он как-то неубедительно. Хотя, может, она к нему просто придирается?
– Ась, ты когда домой-то? – снова вклинился в ее мысли капризный Ленькин тенорок.
– Соскучился? – хмыкнула она недоверчиво.
– А ты как думаешь! Конечно же, соскучился! Да и, знаешь… – Ее муж сделал паузу и чем-то зашуршал. – Черт, уронил. Тут тебе с утра письмо какое-то странное принесли.
– Какое письмо?
– Не знаю. Заказное. Я не вскрывал. Ты же знаешь мою щепетильность, дорогая. Странно, знаешь, что? – Он снова зашуршал. Видимо, конвертом. – На письме нет обратного адреса.
– Ладно, приеду и прочту, кто там мне и чего написал. – Шум в кухне сделался просто невыносимым, и теперь к нему еще примешивалось безобразное Ванькино пение.
Петь так, как пел Ванька, было нельзя. За такое пение, по мнению Аси, нужно сажать в тюрьму или на худой конец изолировать от общества. Ваньку ее мнение иногда волновало, когда он был по-особенному, по-родственному к ней расположен, а иногда нет. Сейчас был как раз тот самый второй случай. То есть он явно хотел ей досадить. Пора было сворачиваться с милым супружеским щебетом и переходить к менее приятной части плана на день сегодняшний. Пора было спускаться в кухню и отвечать на пристрастные Ванькины вопросы.
– Ладно, милый, пока. Я иду в кухню. Там Иван, и он… – Ася слабо улыбнулась. – Он поет!
– Понял. – Леонид делано расхохотался. – Тогда поспеши. Да, чуть не забыл! У нас совершенно нечего есть. Холодильник пустой. И даже хлеба нет. Ты не задерживайся особо. У меня сейчас, знаешь, с деньгами не очень. Ну, ты понимаешь…
Конечно, она понимала. Еще бы ей было не понять. Он выделял ей на ведение хозяйства средства и сверх того тратиться не собирался.
– Я поняла, дорогой. Пока… До встречи…
– Ага, пока… Ты ведь недолго, да? Я очень голоден. Все чипсы поел! Пока, пока, жду!
Ася убрала мобильник в сумочку, чтобы больше не возвращаться в спальню, подхватила с пола пакет с грязными вещами. И пошла на Ванькин отчаянный рев, под которым подразумевалось пение.
Медленно спускаясь по лестнице, Ася позволила себе немного поразмышлять.
Ленька сказал, что дома был с одиннадцати. Свет в квартире номер восемь загорелся в половине одиннадцатого. Хватило бы Леньке полчаса на то, чтобы добраться до дома? Вполне. Как он выходил, Ася не видела, стало быть, вышел он через черный ход. Может быть, заметил ее машину? Может быть, хотя она всегда предпринимала меры предосторожности. Хотя мог машину и не видеть, а просто выйти через черный ход. Или… или другая машина привлекла его внимание. Та самая, которую сама Ася не заметила поначалу, а заметив, сразу испугалась. Кто знает, как долго та стояла на парковочной площадке. Может быть, и Леньку она напугала? Надо бы спросить у сводного братца, не запомнил ли он номер той «восьмерки»…
– Привет! – Ася швырнула пакет с сумочкой на полку под зеркалом, встала в дверях кухни и, опершись руками о притолоку, попросила: – Вань, прекрати, а!
– А-а напосле-до-ок я скажу-ууу!!! – продолжил завывать Ванька-ирод, переворачивая куриные ножки в глубоком сотейнике. – Прроща-ай, люби-иить не обя-язуйся!!! Привет, сестренка. Наговорилась, как меду напилась? Как там наш любимейший из любимых, красивейший из красивых поживает? Соскучился, поди, по мамке-то? Не спалось ему, сердечному, не пилось и не елось! Хотя о чем это я?! Покушать без тебя они не могут, наверняка голодные сидят. Так ведь, чучело?
Вопросы носили характер риторический, поэтому отвечать Ася на них не собиралась. Она прошла к столу, села и, потянувшись к чайнику, спросила:
– Ни до чего не додумался за ночь?
– Ночью я имею обыкновение спать, – нараспев произнес Иван и выключил газ. – Ты как насчет ножек Буша? Положительно реагируешь?
– Да давай, что ли. – Ася отодвинула от себя на время чайник с кружкой и придвинула поближе тарелку с вилкой, которые Ванька для нее приготовил. – Пора бы уже поесть по-человечески. Ты их с чем жарил?
– С паприкой, как ты любишь, – похвастался Ванька, любовно оглядел разложенные на тарелке ножки и пробормотал: – Вот повезет моей супруге, вот повезет… И приготовить смогу, и…
– Ага, и спеть смогу, и сплясать смогу, а смерть придет, помирать буду! – Ася даже рассмеялась. – Сможешь умереть за любимую, Ванька? Или кишка тонка?
И вот тут ее сводный брат, которого за десять прожитых с ним бок о бок лет она, казалось, изучила вдоль и поперек, удивил ее совершенно. С диким грохотом бросив сотейник на плиту так, что румяные куриные ножки смешно подпрыгнули в нем, Ванька вдруг злобно просипел, глядя мимо нее:
– Ты бы помолчала, Ася! Я тебя как старший брат, как человек, как мужик, в конце концов, прошу: не буди во мне зверя! Поняла или нет?
Она не успела ни обидеться, ни испугаться, хотя вид у ирода был совершеннейше безумный. Она только молча кивнула ему, что да, мол, согласна. И тут же потянула к себе тарелку с курятиной.
– Вот и молодец, чучело! Трескай лучше и не провоцируй меня!
Он снова загремел посудой, наваливая себе целую гору ножек. Со стуком поставил тарелку на стол, двинул стулом, опускаясь, и тут же запоздало порекомендовал:
– Их нужно есть вот с этим соусом.
Ася, не споря, пододвинула к себе соусник. Послушно плеснула молочно-кисельной бурды на край тарелки, обмакнула туда хлебную горбушку и опасливо отправила хлеб в рот.