Теперь Беокка и Тайра были женаты уже четыре года.
При взгляде на них становилось ясно, что нет двух людей, меньше подходивших бы друг другу. Старый, уродливый, дотошный священник и юная золотоволосая датчанка. Но, стоя рядом с ними, нельзя было не почувствовать их радость – как тепло огромного костра зимней ночью.
– Тебе не следовало оставаться на ногах, дорогая, в твоем нынешнем состоянии, – сказал Беокка. – Я принесу тебе табурет.
– Я скоро сяду, дражайший.
– Табурет, думаю, или стул. И ты уверена, что тебе не нужен плащ? Мне будет совершенно нетрудно его захватить!
Гизела посмотрела на меня и улыбнулась, но Беокка и Тайра не замечали нас, слишком поглощенные друг другом. Гизела чуть заметно мотнула головой, и я увидел, что неподалеку стоит молодой монах и пристально смотрит на меня. Он явно дожидался случая, чтобы перехватить мой взгляд, и было ясно, что ему не по себе. Монах был худым, невысоким, с каштановыми волосами; его бледное лицо удивительно напоминало лицо Альфреда. Такое же вытянутое, с тревожным взглядом серьезных глаз, с такими же тонкими губами. И, судя по монашеской рясе, он был так же набожен, как Альфред. Послушник, судя по тому, что ему еще не выбрили тонзуру.
Едва я посмотрел на него, он упал на одно колено и робко проговорил:
– Господин Утред…
– Осферт! – сказал Беокка, заметив присутствие молодого монаха. – Ты же должен сейчас заниматься! Венчание завершилось, а послушников на пир не приглашали.
Осферт не ответил Беокке. Вместо этого он обратился ко мне, по-прежнему не поднимая головы:
– Ты знал моего дядю, господин.
– Разве? – подозрительно спросил я. – Я знавал много людей.
Я готовил юношу к тому, что откажу в любой его просьбе.
– Его звали Леофрик, господин.
И моя подозрительность и враждебность исчезли при упоминании этого имени. Леофрик. Я даже улыбнулся.
– Я знал его, – тепло проговорил я, – и любил.
Леофрик был грубым воином из восточных саксов, который учил меня воевать. «Эрслинг» – вот как он обычно меня называл, что означало «задница». Он учил меня, шпынял, рычал на меня, бил и сделался моим другом. Он оставался моим другом вплоть до того дня, когда погиб на залитом дождем поле битвы при Этандуне.
– Я – сын его сестры, господин, – сказал Осферт.
– Ступайте учиться, молодой человек! – сурово приказал Беокка.
Я положил ладонь на парализованную руку Беокки, останавливая его.
– Как зовут твою мать? – спросил я Осферта.
– Эадгит, господин.
Я наклонился и запрокинул лицо Осферта. Неудивительно, что он смахивал на Альфреда, потому что это был внебрачный сын Альфреда, рожденный от дворцовой служанки. Никто никогда не признавал, что король – отец мальчика, хотя ни для кого это не было секретом. Прежде чем Альфред обрел Бога, он развлекался с дворцовыми служанками, и Осферт был плодом его юношеской жизнерадостности.
– Эадгит жива? – спросил я.
– Нет, господин. Она умерла от лихорадки два года тому назад.
– И что ты здесь делаешь, в Винтанкестере?
– Он учится ради церкви, – огрызнулся Беокка, – потому что его призвание стать монахом.
– Я буду служить тебе, господин, – тревожно проговорил Осферт, глядя мне в лицо.
– Ступай! – Беокка попытался шугануть юношу прочь. – Иди! Ступай отсюда! Возвращайся к своим занятиям, или я велю наставнику послушников тебя высечь!
– Ты когда-нибудь держал меч? – спросил я Осферта.
– Тот, который давал мне дядя, господин.
– Но ты не сражался этим мечом?
– Нет, господин.
Он все еще смотрел на меня снизу вверх, так тревожно и испуганно, а лицо его было так похоже на лицо его отца.
– Мы изучаем жизнь святого Седды, – сказал Беокка Осферту, – и я ожидаю, что к закату ты перепишешь первые десять страниц.
– Ты хочешь стать монахом? – спросил я Осферта.
– Нет, господин.
– Тогда чего ты хочешь? – задал я новый вопрос, не обращая внимания на Беокку, который протестовал, брызжа слюной, но не мог двинуться вперед, потому что я удерживал его правой рукой.
– Я бы хотел пойти по стопам дяди, господин, – ответил Осферт.
Я чуть было не засмеялся.
Леофрик был таким твердым, каким только мог родиться и умереть воин, в то время как Осферт был хилым, бледным юношей. Но я ухитрился сохранить серьезное выражение лица.
– Финан! – крикнул я.
Рядом со мной появился ирландец.
– Господин?
– Этот молодой человек вступает в мой отряд, – сказал я, протягивая Финану несколько монет.
– Ты не можешь… – начал протестовать Беокка, но умолк, когда мы с Финаном посмотрели на него.
– Забери Осферта, – обратился я к Финану, – найди ему одежду, достойную мужчины, и раздобудь для него оружие.
Ирландец с сомнением посмотрел на Осферта.
– Оружие? – переспросил он.
– В нем течет кровь воинов, – сказал я, – поэтому мы научим его сражаться.
– Да, господин, – ответил Финан. Судя по его тону, он решил, что я спятил. Но потом взглянул на монеты, которые я ему дал, увидел шанс поживиться и ухмыльнулся. – О да, мы сделаем из него воина, господин, – сказал Финан, без сомнения считая, что это ложь. И он увел Осферта.
Беокка набросился на меня.
– Ты понимаешь, что только что натворил?! – забормотал он.
– Да.
– Ты знаешь, кто этот мальчик?
– Ублюдок короля, – жестоко проговорил я, – и я только что сделал Альфреду одолжение.
– Да? – переспросил Беокка, все еще ощетинившись. – И какое именно одолжение, скажи, молю?
– Сколько он протянет, как думаешь, когда я поставлю его в «стену щитов»? – спросил я. – Сколько проживет, прежде чем датский клинок располосует его, как мокрую селедку? Это и есть мое одолжение, отец. Я только что избавил твоего набожного короля от смущающего присутствия его незаконнорожденного сына.
И мы отправились на пир.
* * *
Свадебный пир был в точности таким кошмарным, каким я его себе представлял.
У Альфреда никогда хорошо не кормили, еды редко бывало много, а эль никогда не бывал крепким. Произносились тосты, хотя я ни одного не расслышал, пели арфисты, хотя я не слышал и их. Я разговаривал с друзьями, угрюмо смотрел на священников, которым не нравился мой амулет-молот, и поднялся на помост во главе стола, чтобы бегло поцеловать Этельфлэд. Она была само счастье.
– Я самая везучая девушка в мире, – сказала она.