Гоп-стоп, битте! - читать онлайн книгу. Автор: Георгий Хлусевич cтр.№ 41

Как и следовало ожидать, он не сказал лаконичное «сдаюсь». Он предложил наполнить сосуды и изрек как по писаному, хотя был уже предельно пьян:

— Крупнейший специалист в области семантики и синтаксической типологии Эмиль Бенвенист выдвигал критерии разграничения ярусов языка… О чем это я? Ага, вспомнил. «Ой, наса, наса, наса». Продолжим. Так, например, разрабатывая теорию высказывания, он последовательно применяет традиционный для лингвистики термин discours в новом значении — как характеристику «речи, присвояемой говорящим». Он понимает под дискурсом экспликацию позиции говорящего в высказывании… Я не совсем трезв и теряю мысль… Алкоголь дает ложное впечатление раскованности ума, а на самом деле… В данном случае объектом анализа выступает троекратное повторение неизвестного мне отрезка текста, который… Опять я сбился с мысли. Вспомнил. Размышляю о лингвистике. Если ива, то обязательно плакучая, если мерзлота, то вечная. Как это верно, господа! Неизбывной и вечной печалью веет от замороженной мочи. — Князь с пьяным недоумением оглядел присевшую рядом хозяйку, потом окружающих и поднял бокал. — Короче, предлагаю выпить за здоровье присутствующих здесь дам.

— Ну ты даешь. Ни хрена не поняла, но уважаю. Тебя, князь, в омский КВН нужно устроить. В чемпионы страны вывел бы команду. — Тетя Васса выпила очередную порцию мочегонного и тут же сорвалась в туалет.

— Князь, я расскажу вам нашу с Михаэлем версию значения слова «наса». Но это потом. Сейчас стесняюсь.

— Михаэль, где ты нашел эту прелесть? Любочка! Я скорее поверю в нечестность Михаэля, чем в женскую застенчивость, но все равно ты обворожительна. — Мышкин перегнулся через стол, качнулся, но устоял на ногах. — Позвольте ручку, «галант» по-французски «любезный», так, кажется? — Взял ее руку и поцеловал мизинец. — Господи боже мой! Это не пальчики, это спагетти! И эта хрупкая длань организовала дело и спасла от верной гибели Михаэля?! Склоняю голову. И коленопреклонен навек.

Пили за предстоящий отлет Михаэля с князем Мышкиным в Пермь.

— Я бы на месте уважаемой Вассы Никифоровны ни за что не мешал бы пиво с водкой, а если бы такое случилось, пил бы ерш, сидя прямо на унитазе. Но у нее его нет. Сортиры типа скворечник — это позор нации. На Волге ли, на Иртыше ли, на Байкале ли живем, а срать бегаем за ярангу. По-зо-р! Хозяйка — святая наивность — держит тебя за Руслана. Да, пока не забыл: утром нужно будет обязательно купить пачку одного лекарства, потом скажу какого, небольшой молоток, широкие бинты, йод, пару рулонов скотча и две велосипедные цепи. В Перми их может не оказаться, а они нам, судя по всему, пригодятся. Не смотри на меня с недоумением, дорогой мой Михаэль, он же Руслан. Я еще не двинулся умом и не перепутал цепи от мотопилы «Дружба» с велосипедными. Потом все объясню. Однако меня развезло. Надо было меньше париться. Кажется, я понимаю, почему у немцев и французов не прижилась баня, а у русских прижилась. Тут надо разобраться. И начать с письма Наполеона Бонапарта к Жозефине де Богарне, в котором император умолял возлюбленную не мыться перед его приездом как минимум три дня. Почему? Боялся, что туалетное мыло смоет запах и вкус ее естества? Гурман, однако. Опять я забыл, о чем хотел сказать. Любочка, ты уже обратила внимание, какой я болтливый? Найдется у вас местечко для моей захмелевшей головы? Пора ее уложить на подушку. «А завтра в бой, покой нам только снится». — Мышкин прилег на диван. — Любочка, познакомишь сестру с сорокалетним холостяком? Если она как две капли воды похожа на тебя, то я ее уже люблю. Или я слишком стар для нее? Между прочим, Иоганн Вольфганг фон Гете женился на юной работнице цветочной мастерской Кристиане Вульпиус в возрасте пятидесяти семи лет, что не мешало ему всю оставшуюся жизнь волочиться за молоденькими. Спроси у Михаэля, он расскажет, как поэт в более чем преклонном возрасте предавался любовным утехам с… Забыл фамилию… Спроси у Михаэля, он должен знать.

— Это был гражданский брак.

— Какая разница, Михаэль? Хорошо, другой пример. Умирающий, почти парализованный Генрих Гейне посвятил свое последнее стихотворение очаровательной авантюристке, обманом проникшей к нему в спальню, и назвал его «К Мушке». Но большинство стихов он все-таки посвятил Матильде.

— Ох уж эти Матильды! Но тоже ведь гражданский брак.

— Любочка! Девочка! С кем ты связалась? Ты когда-нибудь видела такого буквоеда? При чем тут гражданский или официально зарегистрированный брак? Какая разница, если они умели любить, невзирая на возраст? Все! Я с вами больше не разговариваю. Гутен нахт — спокойной ночи, друзья.

Вернулась тетя Васса. Подошла к Мышкину.

— Разлегся! Дезертир! А для кого я позы на огонь поставила? Ну что за мужики пошли? Поперек себя шире, и такой квелый. Бери пример с Руслана. Трезвый как огурчик. Вставай, пока не убила. Я в баньке дров подкинула.

— Драгоценная вы наша, Васса Никифоровна! — Мышкин поднялся с дивана. — Еще один заход в вашу парилку, и я умру. Единственное, что может меня взбодрить, — это рюмочка водки под ваши фирменные позы, но сначала я закушу грибком со сметанкой.

Михаэль взял со стола бутылку шампанского и один фужер.

— А мы, пока варятся позы, взбодримся в парилке холодным шампанским. Пойдем, Любочка.

— Он уморит меня своим мытьем. Учился бы у Наполеона Бонапарта.

…

Они разделись и вошли в баню.

— Не бойся, моя любовь. Я не буду плескать на каменку.

— Только попробуй, тут и так жара.

Взобралась на полог. Согнула ноги в коленях. Обхватила их руками. Прижала к груди, благосклонно позволяя рассмотреть себя снизу всю.

С громким хлопком бутылка освободилась от пробки.

— Ты же забыл для себя фужер.

— Ничего я не забыл. А здорово открывать шампанское в бане! Не боишься никого окатить пеной.

Налил и протянул ей бокал.

— Шампанское в бане я еще не пила. — Сделала глоток и вернула ему фужер.

Отрицательно покачал головой.

— Не хочешь пить?

— Хочу, но не так. Опусти, пожалуйста, ноги. Ставь их на ступеньку. Вот так. Нет, чуточку подними на носочках. Отлично. И сожми максимально. Я хочу запомнить этот вечер надолго. Навсегда.

Он наливал с шипением вино и пил его из чудного сосуда, образованного плотно сжатыми бедрами и ее пушистым лоном. Слизывал мелкий бисер пота с ее груди и перламутровой чаши живота и снова припадал к ногам.

— С солью пьют только текилу.

— А я пью тебя с шампанским.

— Ой, протекает! По губам текло, в рот не попало. Я чувствую, где по мне бежит. Стыд какой! Что ты со мной делаешь?!

— Выпиваю тебя до капельки.

Сделал последний глоток и разрушил в нетерпении вместилище для вина…

* * *

Замечательное свойство имело многословие князя Мышкина. Оно не напрягало, не надоедало, не раздражало и не мешало думать. Михаэль сидел рядом с ним в самолете, слушал Мышкина и думал о своем, одновременно воспринимая любопытную информацию из уст собеседника.