Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев - читать онлайн книгу. Автор: Дебора Макдональд, Джереми Дронфилд cтр.№ 73

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев | Автор книги - Дебора Макдональд , Джереми Дронфилд

Cтраница 73
читать онлайн книги бесплатно

Это был отчаянный, бестолковый и, по ее собственному признанию, глупый поступок. Какой у нее был мотив и куда она надеялась дойти – неясно. Она утверждала, что пыталась добраться до Эстонии, чтобы быть со своими детьми. Но в таком случае почему не направиться прямо в Эстонию? Война с Россией закончилась, и Эстония завоевала себе независимость. Возможно, Мура думала, что, добравшись до Финляндии, обретет выбор. Она могла бы повторить поездку, которую совершила из Гельсингфорса в Ревель годом раньше. Или, быть может, найти возможность переправиться в Швецию и уехать в Англию и таким образом добраться до Локарта.

Место, которое Мура выбрала, было узким перешейком залива к западу от Петрограда, в середине которого на острове стояла крепость Кронштадт – база русского Балтийского флота.

Далеко она не ушла. Вместе с несколькими другими беженцами ее на льду задержал русский патруль и отвел назад в Петроград. Группа задержанных, идущая по городским улицам под конвоем, была довольно живописным зрелищем. Муру узнал находившийся в толпе привратник того дома, где она когда-то жила. От него весть о случившемся достигла Горького.

Задержанных заперли в Управлении ЧК на Гороховой улице. В Муре признали Марию Бенкендорф, и ее сомнительное прошлое навлекло на нее глубокие подозрения. У нее никогда не было прямых связей с Петроградской ЧК, и обстоятельства ее ареста в сочетании с ее известными симпатиями к иностранцам вызвали там сильную тревогу. Когда Горький подал заявление о ее освобождении, ответом было твердое нет. Это было удивительно, так как Горький находился в хороших отношениях с ЧК, был давним и ценимым другом Феликса Дзержинского [484]. Но его заявлениям не давал ходу руководитель Северной коммуны Зиновьев, который был врагом Горького и испытывал серьезные подозрения в отношении молодой мадам Бенкендорф.

Освобождение Муры – когда оно случилось – было вызвано неожиданным вмешательством. Бывшая любовница Горького и, по-видимому, соперница Муры Мария Андреева написала И. П. Бакаеву – начальнику Петроградской ЧК, дав поразительное обязательство: «Со всем уважением я прошу вас и комиссию ЧК освободить под мою ответственность Марию Игнатьевну Бенкендорф… Своей жизнью ручаюсь, что, дав мне слово, она больше не будет пытаться повторить это отчаянное предприятие даже ради своих детей». Если случится самое худшее, «можете меня расстрелять; зная это и видя мою подпись здесь, она и пальцем не пошевелит без того, чтобы вы об этом не узнали. Она мать и очень хороший человек» [485].

Муру освободили, и она вернулась на Кронверкский проспект.

Как могла простой комиссар искусств и образования оказать такое влияние на всемогущую ЧК, когда сам великий Горький потерпел неудачу?

Вероятно, роль Марии Андреевой в правительстве была больше, чем признавалось официально. С 1918 г. она и Горький были главными действующими лицами в плане сохранения культурного наследия России – произведений искусства и древностей. Была сформирована регистрационная комиссия с целью сбора (путем конфискации, если необходимо), хранения и каталогизирования объектов, которые ранее находились в руках частных владельцев. Но без ведома Горького Мария Андреева вместо того, чтобы трудиться ради сохранения российских произведений искусства, участвовала в тайной программе продажи их за деньги [486].

Экономика России находилась в отчаянном положении и сильно нуждалась в валюте для своего поддержания (и содействия международной революции). Была запущена валютная программа с целью обеспечения нужд экономики, в ходе которой были ликвидированы активы, конфискованные у аристократии и буржуазии, начиная от драгоценностей и золота и заканчивая произведениями искусства, которые продавали за границу за иностранную валюту. Мария Андреева была посредником в осуществлении этой программы. Отсюда и ее влияние на ЧК. Похоже, что неафишируемой частью сделки по освобождению Муры было ее вовлечение в эту программу в качестве подчиненного посредника. Ее статус, связи за границей, опыт проведения тайных операций, образованность прекрасно подошли бы ей для этой роли [487].

После выхода из тюрьмы Мура вернулась к своей жизни с Горьким, наказанная, но не покоренная. Пожалуй, этот опыт даже закалил ее. Горький, возможно, был влиятельным человеком, но в этих отношениях Мура была тем, кто обладал силой. В своей жизни с другими женщинами правил он – иногда жестко, – но в отношениях с Мурой не он, а она имела власть. Она вела себя так, будто ей от него ничего не нужно. Это озадачивало его, и однажды он бросил ей вызов, обвинив в черствости и сравнив ее с известной неуступчивой возлюбленной Александра Пушкина, известной как Бронзовая Венера.

«Ты не бронзовая, – сказал Горький Муре, окинув ее пронизывающим взглядом, – ты железная. В мире нет ничего крепче железа».

«Мы все теперь из железа, – ответила она. – А ты хотел бы, чтобы мы были из кружева?» [488]

* * *

Когда в конце сентября 1920 г. в Россию приехал Г. Д. Уэллс, Мура уже целый год была членом коммуны и привыкла к художникам и представителям интеллигенции, которые приезжали, чтобы отдать дань уважения ее покровителю. Уэллс был не единственным известным англичанином, который приезжал к нему в том году. В начале лета приезжал Бертран Рассел и заходил в квартиру на Кронверкском проспекте. Горький был нездоров, и их беседа проходила в его спальне, куда Мура подавала чай и где она переводила [489]. (Рассел с трудом смог сосредоточиться: он был очарован этой молодой женщиной.) У двоих мужчин оказалось немало общего. Оба поддерживали свержение старого режима, и обоих тревожила жестокость большевиков. В отличие от многих их апологетов Рассел не был готов оправдывать ее как продукт «упрямого и тщетного» вмешательства союзных государств; «ожидание такого противодействия, – рассуждал он, – всегда было частью большевистской теории», и оно «было предсказано и спровоцировано учением о классовой борьбе» [490]. Подобно многим своим русским коллегам Рассел отсидел тюремный срок за свои принципы – надо сказать, это было короткое заключение в Брикстонской тюрьме в 1918 г. за антивоенную деятельность.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию