Очень опасная женщина. Из Москвы в Лондон с любовью, ложью и коварством: биография шпионки, влюблявшей в себя гениев | Дебора Макдональд, Джереми Дронфилд | страница 44 | LoveRead.ec

Без сомнения, было чистым совпадением, что на следующий день после приезда Муры в Москву в сотнях километров от нее – в Киеве произошло ошеломляющее и тревожное событие. Во вторник 30 июля был убит фельдмаршал Герман фон Эйхгорн – ненавидимый всеми главнокомандующий немецкими войсками на Украине человек, который фактически стоял над гетманом Скоропадским. В его автомобиль была брошена бомба из проезжавшего мимо такси, которая смертельно ранила и самого фельдмаршала, и его адъютанта. Адъютант капитан Дресслер истек кровью, фельдмаршал Эйхгорн с многочисленными ранами несколько часов провел в госпитале, прежде чем умер от сердечного приступа^[281].

Реакции на это убийство были разными и интересными. Убийца – 23-летний студент из Москвы по имени Борис Донской был арестован на месте преступления. Когда его допрашивали немецкие власти, первый вопрос был: «Вы знаете Локарта? Вы знаете, о ком идет речь?» Они отправили отчет о допросе в Москву, где комиссар по иностранным делам Чичерин передал его краткое изложение сильно удивленному Локарту. Чичерин и его заместитель Лев Карахан были рады такому повороту событий – по их личному мнению, империалистам было поделом за то, что действовали против воли пролетариата^[282]. Можно даже было почти представить себе, что в правительстве большевиков были люди, которые желали смерти немецкого фельдмаршала.

Сначала Донской отрицал любую связь с Локартом или какими-либо англичанами. Он был членом партии левых эсеров и действовал в ответ на репрессии в отношении своих товарищей после убийства Мирбаха. Но к субботе 10 августа, когда его публично повесили в Киеве по приговору немецкого военно-полевого суда, Донской уже утверждал, что его группа левых эсеров была «куплена» представителями союзников^[283].

Троцкий и Ленин были в ярости. Несмотря на то, что некоторые комиссары, возможно, говорили за закрытыми дверями, Ленин ценил мир России с Германией и уже начал выступать с речами, заявляя, что Германия – единственный друг России и что «англо-французский империализм теперь угрожает Советской Республике в большом масштабе». Теперь, говоря об убийстве Эйхгорна, он называл его попыткой союзников спровоцировать вторжение Германии в Россию^[284].

В то же самое время Джордж Хилл, агенты которого с весны активно действовали на Украине, провел одну из своих нечастых встреч с Троцким, с которым у него давно уже сложились сердечные и плодотворные отношения. На глазах британского офицера разъяренный Троцкий порвал его дорожные пропуска и выставил его из своего кабинета. На этом все не закончилось. В тот же вечер Хилл получил предупреждение от одного из своих контактов в ЧК: Троцкий приказал его арестовать. Будучи опытным шпионом, пережившим два покушения на свою жизнь со стороны немецких убийц, капитан Хилл был готов. Оставив большую часть своих вещей и взяв лишь свою верную трость с вкладной шпагой, он ускользнул из гостиницы «Элит» и добрался до одной из безопасных квартир, которые тайно подготовил. Он стал человеком, на которого объявлена охота, и с этого момента ему пришлось жить своим умом – такая форма существования была для него привычна^[285].

Если Хилл или его агенты на Украине и имели отношение к убийству Эйхгорна, он никогда не признавал это в печати. Аналогично, если Локарт и знал об этом или если Мура не провела все время своего отсутствия, содрогаясь от прикосновений своего мужа или путешествуя пешком на большие расстояния, то они оба очень хорошо замели свои следы. Один человек не стер полностью всех следов – это Френсис Кроуми, который был занят ведением интриг против большевиков на всех фронтах. 26 июля он написал адмиралу Холлу – начальнику военно-морской разведки о том, что он «отправил доверенного человека в Киев, чтобы быть в курсе интриг на Черном море»^[286].

Если верить западной прессе, большевизм был обречен. Даже речь Ленина на заседании Центрального комитета 28 июля была мрачной. Он говорил о «тяжелом и унизительном мире» с Германией и о том, что союзники-империалисты, белые и левые эсеры-контрреволюционеры начали «ковать железное кольцо на Востоке, чтобы задушить Советскую республику». Даже немецкие газеты предсказывали, что «большевизм должен рухнуть»^[287].

Мура, державшая ушки на макушке, а руку на пульсе событий, была готова к такому исходу. И в равной степени она была готова, если бы этого не произошло. Кто бы ни победил, кто бы ни погиб, она наверняка бы выжила. Она прошла долгий путь со времени своей наивной привязанности к Керенскому – правителю, превратившемуся в беглеца и ссыльного парию. (Муру немного позабавило, когда она прочла в красных газетах, что Керенский был «избит рабочими» в Лондоне, когда появился там на публике в первый раз.)^[288]

Теперь она научилась идти в ногу со временем – бегать и с волками, и с охотниками. Чему она еще не научилась – так это страдать от разбитого сердца.

Часть вторая. Любовь и выживание. 1918–1919 гг.

Это были необыкновенные времена, когда жизнь была самым дешевым товаром и никто не мог заглядывать дальше чем на 24 часа вперед. Мы нарушали все условности. Мы прошли все вместе, деля опасности и удовольствия тогда, когда месяцы равнялись годам.

Роберт Брюс Локарт. Отказ от славы

Глава 10. Заговор Локарта. Август 1918 г.

Если большевизм должен был рухнуть, то теперь настало время треснуть фундаментам и зашататься краеугольным камням. Английские войска, которые были предметом слухов и предположений уже более двух месяцев, наконец начали высадку в Архангельске в пятницу 2 августа. Союзники были полны решимости открыть свой Восточный фронт с Германией и для этого были готовы воевать с большевиками.