Дом аптекаря - читать онлайн книгу. Автор: Эдриан Мэтьюс cтр.№ 97

Выйдя, как в тумане, из комнаты, Рут отправилась на свою половину, едва не поскользнувшись на сыром ковре.

Она села за стол Сандера. Вынырнувшая откуда-то Принчипесса моментально вскочила ей на колени и почесалась ушком о шерсть пуловера.

Теперь Рут знала истинные чувства Лидии, хотя, впрочем, причин сомневаться в них у нее не было и раньше. Симпатии старухи, принадлежавшие прежде Киду, перешли к ней.

Как это назвать?

Любовь. Настоящая, без прикрас, любовь.

Ей принадлежало все: дом, чудесная картина, заношенные «предметы одежды» и даже, вероятно, все многочисленные пакеты.

В это невозможно было поверить. Денег, полученных от продажи одного лишь дома, если она решит его продать, хватило бы на всю оставшуюся жизнь. Да и картина, когда вскроется правда, потянет на кругленькую сумму. Ей откроются двери в высшее голландское общество, в самые его «сливки». Из грязи да в князи, из трущобы во дворец — и все одним лишь росчерком пера.

Спасибо, Лидия, и спасибо, Йоханнес, — спасибо за философский камень.

Пожалуй, к такой перемене надо еще привыкнуть.

Однако чем больше думала Рут о свалившемся на ее голову богатстве, тем яснее сознавала малоприятные и даже очень неприятные последствия содеянного Лидией. Они появлялись перед ней как выныривающие из темноты светящиеся фигуры монстров перед посетителями ярмарочного «Замка ужасов». Картина ей не принадлежала. Она не принадлежала даже Лидии — пока. И с учетом всей ситуации жест доброй воли представал совсем в другом свете. В ушах Рут уже звучали недобрые голоса:

«Вы только посмотрите на нее, загляните в эти крохотные жадные глазки. Ей же ничего, кроме денег, и не надо. Такие только и ждут, как бы урвать у слабых да беспомощных. Небось и баржу специально потопила, чтобы перебраться к бедной старушке да заставить несчастную переписать завещание. Хищница. Акула. И как только не стыдно. Они теперь все такие — выискивают одиноких и больных, втираются в доверие и смотрят, что бы урвать. Хуже бандитов! Для таких и тюрьмы мало. Ставить бы к стенке да расстреливать! И не постеснялась же обобрать старушку, а ведь та горя хлебнула, войну пережила. Заслужила покоя на склоне-то лет».

В лучшем случае Рут заклеймили бы иждивенкой, приживалкой и паразитом. В худшем обвинили бы в неприкрытом стяжательстве и хладнокровном присвоении чужого. А завещание стало бы веской уликой в доказательство ее злонамеренности.

Нет, документ не был выражением последней воли Лидии ван дер Хейден. Он был ее, Рут Браамс, смертным приговором. Свидетельством ее морального падения. Письменами на стене.

И кто же, дорогуша, тебе теперь поверит?

Потенциально она была скомпрометирована в глазах всех — даже Майлса, даже своих родителей. А что касается Жожо, Лукаса и Смитса, то те лишь пожмут плечами: «Мы так и думали». Можно, конечно, разорвать завещание в клочки. Можно его спалить. Но в сейфе Бломмендааля, несомненно, лежит копия. Можно, конечно, вызвать Лидию на откровенность, выложить все начистоту, заставить переписать завещание. Можно сделать вид, что она никогда его не видела и не догадывается о его существовании. Но с другой стороны, с какой стати? Почему она должна это делать? Бэгз пожелала отдать все ей — что же тут плохого? В чем, черт возьми, ее вина?

И если рассудить здраво, кому еще это все должно достаться: клинике для пьяниц и наркоманов, ночлежке для бездомных, кошачьему приюту?

Нужно лишь решить для себя, хочет она все это или нет.

Решать ей, и только ей. Она должна схватить зверя за хвост или…

Бэгз руководствовалась простыми, естественными чувствами и, разумеется, не задумывалась о последствиях. Рут захотелось обнять старушку, а потом свернуть ей шею.

Между тем вопросы все всплывали и всплывали.

Что было бы, если бы никакого завещания не существовало? Кому перешел бы дом? Кому досталась бы картина? Но завещание было. И даже не одно. Знал ли Кид, что Лидия оставила все ему? Как и Рут, он имел массу возможностей просмотреть ее бумаги. А если он знал о первом завещании, то знал ли о втором? Ведал ли о том, что в одночасье прихотью старухи лишился громадного наследства, дарованного ему таким же капризом судьбы несколькими годами ранее? Рут закрыла глаза, и перед ней на фоне полуночного неба повисло бледное мальчишеское лицо Спрингера. В тот судьбоносный, как оказалось, день, 1 февраля, он пришел к Лидии сразу после того, как из дома вышел Бломмендааль. Видел ли Томас Спрингер, он же Кид, новое завещание, и если видел, то что подумал? Угорь, цветы, несмелые ухаживания… Все складывалось, все указывало в одну сторону. А если добавить таинственные, дышащие злобой и ненавистью послания… Впрочем, нет. Сообщения стали приходить еще до второго завещания.

Рут взяла со стола нож для разрезания бумаги, сделанный из единого куска кости, поставила острием на палец и попыталась удержать в вертикальном положении.

Нет, Кид ни при чем.

Вероятнее всего, он ничего не знал ни о первом, ни о втором завещании.

Ясно было другое: если Лидия в конце концов выиграет спор и вернет семейную реликвию, то картина по прошествии некоторого времени достанется ей, Рут. На данном этапе ничего изменить нельзя, и именно это могут поставить ей в вину. Вот к чему приводят благие порывы, вот чем оборачивается невинное желание помочь старушке перейти улицу, вот чем чреваты добрые инициативы. Куда ни ступи — обязательно угодишь в дерьмо.

И потом уже не отмоешься.

На столе зазвонил сотовый. Рут вздрогнула. Костяной нож Сандера свалился на пол. Разбуженная Принчипесса спрыгнула с колен. Телефон стоял на виброрежиме и с каждым звонком продвигался по слегка наклонной поверхности на пару сантиметров ближе к краю, словно толстый черный заводной таракан.

Рут схватила его.

Текстовое сообщение.

Chickenshit! Ты не вняла моим предупреждениям. Как и все женщины, ты глупа и тщеславна. Скоро, очень скоро дьявол потребует расплаты. Может быть, душа твоя еще жива.

Она положила трубку, но не прошло и минуты, как телефон сработал снова.

Может быть, ты все же знаешь, кто твой настоящий враг — в конце концов, это так очевидно. У меня есть то, что тебе нужно.

Рут сжала аппарат. Что же делать? Где искать помощи?

И опять звонок.

Встречаемся сегодня в 10 вечера на мосту Магере, со стороны Керкстраат. Приходи одна. И помни: глаз мой всевидящ — от него не скроешь ничего. 47 107,8682.

Ух ты! Свидание! Кто бы мог подумать! А я-то уж решила, что веселые денечки позади.

Рут задержала дыхание и невольно поежилась. Поднялась. Посмотрела на себя в зеркало. То, что она там увидела, ей не понравилось.

В своих глазах она увидела страх.

— Послушайте, Смитс, откуда мне знать, кто он такой? — крикнула Рут в трубку. — Думаете, я это все сочинила? Ладно, раз вам так уж хочется — пусть. Считайте, что сочинила. Я иду туда, к мосту, и вижу одноглазого торговца глазированными яблоками с растрепанными седыми волосами, бородой до колен и с боливийской шиншиллой на плечах. Я говорю: «Что-то у вас яблочки сегодня не такие хрусткие, как обычно». Он подмигивает — не старикашка, зверек — и впускает меня в свое волшебное шиншилловое королевство. Такой вариант вам больше нравится? — Она прислушалась — судя по скрежету, полицейский все же попытался дать задний ход. — Ладно, забудьте. Извините, сорвалась. Но все и впрямь получается, как в кино. Вам лучше держаться в сторонке и до поры не высовываться. Потом, когда он прицелится и разрядит в меня первую обойму, вы выпрыгиваете из засады и ловите отравленные пули на лету. Поняли? Сможете?