Госпожа сочинительница - читать онлайн книгу. Автор: Елена Арсеньева cтр.№ 86

Между прочим, едва ли какая-либо другая из ее многочисленных книг вызвала такой скорый, дружный и благодарный отклик читателей.

Наверное, это смешно.

Хм, все это было бы смешно, когда бы не было так грустно…

Февральскую революцию 1917 года Зинаида Николаевна и Мережковский встретили если не с ликованием, то с большими надеждами. Как и другие символисты, они видели в революции великое духовное потрясение, способное очистить человека и общество. К тому же самодержавие полностью опозорило себя, его презирали. Мережковские радовались, что теперь в правительстве такие же люди, как они, много их знакомых. Но все же понимали, что Временное правительство слишком слабо, чтобы удержать власть. И опасались какой-нибудь пакости со стороны большевиков. Обратимся вновь к дневнику Гиппиус:

Получили…

Октябрьские события в своих «Черных тетрадях» она называла не иначе как «блудодейство», «неуважение к святыням», «разбой».

Зинаида Николаевна рассорилась с Белым и Брюсовым. Никому она не могла простить службу у большевиков. В том числе и Блоку.

– написала она, прочтя «Двенадцать». И не только написала, но и высказала это публично. Вспомним, как страшно мучился Александр Александрович, умирая: все ли экземпляры «Двенадцати» уничтожены?

– Люба, хорошенько поищи и сожги, все сожги!.. – повторял он жене, Любови Дмитриевне Менделеевой.

Эмоциональное и интеллектуальное влияние Гиппиус было очень сильным. Не зря современники называли ее «умнейшей женщиной своего времени». А она только плечами пожимала: «Ведь среди женщин даже и такой дешево-нарядный ум, как мой, – редкость. Тогда бы мало кто кого любил!» И недаром Лейба Троцкий (тот самый, которого Владимир Ильич называл проституткой, но это так, к слову) выразился на ее счет с такой брызжущей ядом ненавистью: «Пожалуй, через сотню лет историк русской революции укажет пальцем, как гвоздевый сапог наступил на лирический мизинчик питерской барыни, которая немедленно же показала, какая под декадентски-мистически-эротически-христианской ее оболочкой скрывается натуральная собственническая ведьма».

Понимая, что «гвоздевый сапог» сможет очень скоро не только наступить на «лирический мизинчик», но и горло раздавить, Мережковские и Философов решили уехать из «царства дьявола». Дмитрий Сергеевич попросил разрешения на отъезд за границу на лечение. Отъезд был категорически запрещен. Однако в конце 1919 года они втроем плюс секретарь Гиппиус Владимир Злобин тайно перешли польскую границу в районе Бобруйска.

Сначала они поселились в Минске, а в начале февраля 1920 года переехали в Варшаву. Поставили на Бориса Савинкова, которого знали уже много лет, потом на маршала Пилсудского… В Савинкове-политике скоро разочаровались: «Он глубок, но как дыра, проткнутая палкой, – с презрением отозвалась о нем Зинаида Николаевна. – Глубок, но узок!» Что касается надежд, будто Юзеф Пилсудский, глава польского правительства, сплотит вокруг Польши все антибольшевистские силы и спасет мир от большевизма, то они рухнули 12 октября 1920 года, когда Польша и Советская Россия подписали перемирие. Было официально заявлено, что русским, проживающим в Польше, запрещается под угрозой высылки из страны критиковать власть большевиков.

Через неделю после принятия указа Гиппиус, Мережковский и Злобин сами себя «выслали» – уехали в Париж. Дима Философов остался при Савинкове…

В Париже у Мережковских еще с дореволюционных времен имелась квартира, в которой так и ждали их мебель, вещи, посуда, постельное белье. Находилась она в доме 11-bis по улице Колонель-Бонне (rue Colonnel-Bonnet) в 16-м округе Парижа. У них не было такого ощущения бездомности, как у других писателей-эмигрантов. Мережковские возобновили знакомство с Константином Бальмонтом, Николаем Минским, Иваном Буниным, Иваном Шмелевым, Александром Куприным, Николаем Бердяевым и другими, стали принимать у себя, как принимали в Петербурге.

В 1926 году решили организовать литературное и философское общество «Зеленая лампа». Назвали его так в честь того самого, начала XIX века, в котором участвовал и Пушкин. Президентом общества стал Георгий Иванов, а секретарем – Злобин.

Собрания были закрытыми: гости приглашались по списку, с каждого взималась небольшая плата, шедшая на аренду помещения. Хозяйка угощала пирожными. Постоянными участниками собраний были Иван Бунин, Борис Зайцев, Михаил Алданов, Алексей Ремизов, Надежда Тэффи, Николай Бердяев и многие другие. Прекратилось существование общества только с началом Второй мировой войны, в 1939 году.

Дмитрий Сергеевич Мережковский, который по-прежнему люто ненавидел коммунизм, надеялся и уповал то на Муссолини, то на Гитлера, лишь бы спасли Россию и Европу от «коммунистической заразы». Зинаиде же Николаевне любой тиран был отвратителен.

Когда началась Вторая мировая война, многие эмигранты, среди них и Бердяев, и Булгаков, встали на позиции патриотические. Гиппиус отрицала это. Она написала книгу «Царство Антихриста», где изобразила революционную жизнь, события в Петрограде и вообще в России, в Москве, с самой негативной точки зрения. Этого ей долго не могли простить в России…

В 1940 году Мережковские переехали в Биарриц. Вскоре Париж был оккупирован немцами, все русские журналы и газеты закрыты. Эмигрантам пришлось оставить литературу и стараться лишь не связываться с оккупантами.

Летом 1941 года, вскоре после нападения Германии на СССР, в жизни Мережковских случилось трагическое событие. Владимир Злобин вместе со своей немецкой знакомой привели Мережковского на немецкое радио. Цели были самые благородные: хоть немного облегчить тяжелое материальное положение Дмитрия Сергеевича и Зинаиды Николаевны, которые жили очень скудно. Мережковский выступил с речью, где стал сравнивать Гитлера с… Жанной д’Арк, призванной спасти мир от власти дьявола, говорил о победе духовных ценностей, которые несут на своих штыках немецкие рыцари-воины… После этой речи от них отвернулись почти все бывшие друзья и соотечественники. Но Зинаида Николаевна хоть и негодовала на мужа, не могла его покинуть.