– Вы бы сегодня все равно не смогли увидеть ни Машу ни тем более Алевтину, просто время бы потеряли.
– Серьезно? И где же они?
– Маша живет в Португалии, а Алевтина… Алевтину… убили.
Дина закрыла глаза. Щеки ее запылали. Все. Началось! Цепная реакция. Кто-то не получил пятьдесят тысяч долларов, и сработал механизм: убийство. Вот и ответ на вопрос, что кроется за словами женщины, отдавшей ей в руки пакет с деньгами: «Теперь ее жизнь в ваших руках». Вероятно, речь шла о выкупе…
Ей вдруг стало холодно. Она молча натянула одеяло до самых глаз, словно таким образом можно было спрятаться от обрушившейся на нее страшной новости.
– Я понимаю, что выбрала не самый подходящий момент для того, чтобы рассказать вам это, но просто я подумала, что вы, быть может, расстроились, что не смогли уже сегодня поехать в Саратов. Вот я и решила вам объяснить, что там… Там сейчас не до вас, извините. Там полным ходом идут приготовления к похоронам. Тело Алевтины должны не то сегодня, не то завтра перевезти из Москвы в Саратов.
– Из Москвы? – Дина вынырнула из-под одеяла и замотала головой. Реальность оказалась слишком жестокой, чтобы и дальше делать вид, что она непричастна к смерти ни в чем не повинной девушки по имени Алевтина.
– Какой ужас… – прошептала она.
– Конечно, когда умирают молодые – это всегда ужасно, страшно…
– Вы сказали, что ее убили… Кто? За что?
– Никто не знает. Вообще-то Аля жила в Саратове, в квартире, которая осталась им с сестрой после смерти родителей. А ее сестра, Маша… Если хотите, я расскажу вам. Словом, трое молодых людей, которыми вы интересовались, действительно встретились здесь не случайно. И, если бы не произошедшее с Алей, может, я бы вам ничего и не рассказала, но теперь… Словом, мы вчера с соседкой моей поговорили, она мне кое-что рассказала. Вы спрашивали, с кем был Чагин, Володя. Так вот, он был с Машей. Со своей невестой. Он увез ее потом в Москву, женился на ней. Чагин – человек богатый, но не из тех, кто любит сорить деньгами, а такой… рассудительный, серьезный человек, хоть и молодой. Словом, все, кто знал Машу, порадовались за нее, мол, попала в хорошие руки, не пропадет. А Аля, ее сестра, тоже собиралась в Москву, Маша обещала, что ее муж купит для нее квартиру, поможет оплатить учебу. Словом, все шло хорошо. Правда, молодые не успели обзавестись детьми… Я не знаю точно, сколько времени они прожили вместе, но тут вдруг, как гром посреди ясного неба – Маша бросает своего благополучного мужа, Чагина, выходит замуж на иностранца, за португальца, представляете? И уезжает в Португалию! Вот такой неожиданный поворот в этой истории. И все это случилось давно, почти пять лет тому назад. Вот и получается, что молодые прожили-то всего ничего, несколько месяцев. Дарья мне рассказала, что Алевтина, узнав, что натворила ее сестра, чуть с ума не сошла, прокляла сестру…
– За что? Ей-то какое дело? – простуженным голосом спросила Дина, с интересом слушая рассказ горничной.
– Так она же намылилась жить в столице, а тут – нате вам, такой облом! Накрылись кое-чем ее московская квартира и учеба. Да и вообще, скажу я вам, родственники все, без исключения, осудили Машу за то, что она бросила Володю. Не поняли ее…
– И что потом?
– Первое время она пыталась звонить из Португалии, рассказывать о своей жизни, но потом поняла, что ее вычеркнули из семьи. Что никому не интересно, где и как она живет. Аля жила в Саратове, торговала на базаре и мечтала открыть свой магазин. Похаживали к ней какие-то мужички, но так, чтобы что-то серьезное, – ничего. А у Маши, между прочим, все сложилось отлично. Ее муж оказался хорошим человеком, они нажили двоих детей…
– Это ее Чагин называл Розмари?
– Похоже на то. Ну не Алевтину же! Он ее недолюбливал, словно чувствовал, что она завидует сестре, относится к ней неискренне, что у нее корыстные цели. Хотя это мое мнение.
– Ее убили в Москве. Когда?
– Да буквально на днях! Иван, дядька ее, сейчас в Москве, поехал на опознание племянницы.
Получалось, подумала Дина, что убийство произошло сразу же после того, как деньги оказались в ее руках. И что это из-за нее убили Алевтину, девушку, которую она никогда не видела. Слезы хлынули из глаз, а в груди защемило…
– Да ты не расстраивайся так… Расскажи лучше, – Татьяна неожиданно перешла на «ты», – что это за родственники такие обнаружились у них за границей?
– Понятия не имею, – громко икнув, просипела Дина. – Мне поручили найти их, вот я и поехала.
– Ладно, не хочешь говорить – не говори… – Татьяна обиженно поджала губы. – Думаешь, я не понимаю, что речь идет о наследстве? Иначе зачем бы тебе их разыскивать? С них-то, с сестер, взять нечего.
– Может, и наследство. Я на самом деле толком не знаю. Я стажируюсь в одном адвокатском бюро, – она врала самым бессовестным образом, – и мой шеф поручил мне найти этих людей. Это все. На самом деле.
– И что же, он даже письма никакого не поручил им доставить? – не унималась ужаленная любопытством Татьяна. Она словно требовала искренности за свою заботу и ту информацию, которую выдала на-гора скрытной отдыхающей.
– Нет. В случае, если я их найду, я должна позвонить своему начальнику и соединить его с любой из сестер. Но и тогда, я думаю, он ничего бы не сказал, а просто представился бы и назначил им встречу в Москве.
– Ну, точно наследство, – успокоилась Татьяна. – Хотя опоздали вы, господа хорошие. Али-то уже нет… Постой, а что, если ее, Алевтину-то, и убили из-за этого наследства? Что ты на меня так смотришь? Она могла откуда-то прознать о наследстве, грубо говоря, американском, и броситься в Москву, отвоевывать свои права. И ее там, голубушку, и убрали. Чтобы денежки ей не достались. Может, Машка?..
Она сказала – и сама испугалась. Посмотрела на Дину опасливо.
– Татьяна, вам бы романы писать, – устало прошептала Дина, чувствуя, как тают ее силы. – Мы же с вами ничего не знаем. А координаты второй сестры, Маши, можно узнать? От той же тетки, с которой вы вчера говорили по телефону?
– Можно, конечно. Я узнаю ее телефон, вы договоритесь о встрече. Но это уже когда поправишься. Ты как себя чувствуешь-то?
– Ужасно. Все болит. И голова, и горло, и тело ломит…
Она закрыла глаза.
Нет. Никто и ничего никогда не узнает. И я здесь абсолютно ни при чем. Приду в себя, вернусь в Москву и отключу телефон. Не хочу никого ни видеть, ни слышать… И мне никто не нужен. Господи, что же я наделала?!
12
С билетом в кармане Чагин дремал в зале ожидания Павелецкого вокзала и представлял себе свой приезд в Саратов. Как он приедет на улицу Рахова, в квартиру, где жили сестры, где, главное, жила Маша и откуда он увез ее в Москву… Возможно, Маши там нет, она в больнице, но дома наверняка будет Алевтина, во всяком случае, он ее непременно дождется. Он был уверен, что Алевтина будет только рада его приезду – как же, ведь это может означать только одно: его желание снова сблизиться с Машей, а значит, и с Машиной семьей. Он спросил себя, готов ли он к этому, готов ли забыть Машино предательство и снова быть с ней, но ответа на этот вопрос так и не получил – внутри его словно все вымерзло, выстудилось, очистилось не только от собственной лжи, в которой он захлебывался, живя с Катей, но и от любви, страданий, переживаний, надежд… Он был девственно чист и готов к новой жизни. Но только не с Машей. Тогда зачем же он едет к ней? Из человеколюбия или (зачем обманывать себя?) чтобы убедиться самому, увидеть собственными глазами ту пропасть, в которую она скатилась, бросив его и предпочтя ему легкомысленного португальца? Неужели он еще не успокоился и его мужское самолюбие жаждет крови, лимфы, оборванных нервных проводов больной женщины? Какая мерзость…