Вполне вероятно также и то, что Натан Мур не имеет никакого отношения к исчезновению маленькой Ким.
– Ваша жена уже в Германии? – настойчиво интересовался Бейкер.
– Точно не знаю, но думаю, да. Где же ей еще быть? Но в каком конкретно месте она сейчас находится – этого я вам сказать, к сожалению, не могу.
Бейкер сложил лист бумаги в несколько раз и, вставая, убрал ручку в карман своего кителя.
– На первый раз достаточно, мистер Мур. Я должен предупредить вас, что вы обязаны сообщать мне все, что состоит хотя бы в отдаленной связи с исчезновением Ким Квентин. Стало быть, если вам придет в голову что-то новое…
– Тогда я, само собой разумеется, сразу же свяжусь с вами, – подхватил Натан, тоже поднимаясь из-за стала.
На улице пахло морской солью и веяло свежестью, и этот запах смешивался с тонким ароматом поздних сентябрьских роз. Было очень тихо и совсем темно, горела лишь крошечная лампочка на садовой тропинке. Садясь в машину, Бейкер прокручивал в голове свои впечатления о Натане. Подозрительная личность. Явно себе на уме. Можно понять неприязнь, которую испытал к нему Фредерик Квентин с первого взгляда, еще до измены жены. Мур определенно неглуп, довольно обходителен и весьма уверен в себе. Он никого не пускает к себе в душу. Может ли он оказаться преступником?
«Доказательств этому пока нет никаких», – думал Бейкер, нажимая педаль газа.
Что же касалось расследования дела Ким Квентин, то этот разговор не продвинул его ни на йоту.
Четверг, 7 сентября 2006 года
1
В первый раз в жизни Дженни Браун разрешили не ходить на уроки и остаться дома не по болезни. И ей даже не пришлось упрашивать об этом маму, та сама предложила дочери не ходить в школу – еще вчера, когда они сидели дома после многочасового визита в полицию. Голова у Дженни шла кругом от последних событий.
Еще одним чудом было то, что и Дорис не пошла на работу, хотя она тоже была совершенно здорова. Такого с ней еще не бывало! Мама волочила ноги в свою прачечную, даже если у нее была высокая температура. Дженни часто думала, что больше всего на свете мама боится только одного – потерять работу.
Но теперь девочка точно знала, что для мамы есть кое-что пострашнее этого. Дорис боялась за свою дочь. Такой потерянной, такой испуганной и бледной, как вчера, Дженни свою маму еще не видела. Сначала девочка даже не поняла, с чего Дорис так всполошилась, но через час-другой разговоров в полиции до нее начало кое-что доходить. Оказалось, что предложение доброго дяденьки устроить детский праздник в его доме не показалось привлекательным никому, кроме самой Дженни. Напротив, каждый, кто слышал эту историю, менялся в лице, пугался и заставлял Дженни снова и снова пересказывать все с самого начала. Полицию интересовало все до мелочей, у девочки выспрашивали каждую деталь, и прежде всего там хотели знать, как выглядел тот мужчина. Но описать его Дженни было так трудно! Ведь они разговаривали с ним совсем недолго, и к тому же прошло уже немало времени.
– Ты смогла бы его узнать, если бы увидела снова? – допытывалась у Дженни милая молодая женщина с длинными каштановыми волосами.
«Неужели эта красавица тоже полицейский?» – спрашивала у себя Дженни. Эта женщина, Стелла, разрешила девочке называть ее просто по имени.
– Наверное, смогла бы, – предположила Дженни. – Да, я, скорее всего, узнала бы его.
– Ты примерно представляешь сколько ему лет?
Трудно сказать…
– Он не старый, но и не молодой, – ответила Дженни.
– Примерно как твоя мама?
– Старше.
– Как твой дедушка?
– У меня нет дедушки.
– Но ты ведь видела дедушек у других ребят, верно?
– Да. Но все они выглядят по-разному, – грустно пожала плечами девочка.
Стелла разговаривала с ней очень терпеливо. Она не сердилась даже тогда, когда Дженни не смогла припомнить ни цвета глаз незнакомца, ни во что он был одет… Но цвет его волос девочка все-таки вспомнила.
– Каштановые! Такие же, как и у вас, Стелла.
Та вздохнула:
– Понятно. Значит, самый обычный, самый распространенный цвет, какой только можно себе представить.
– Может быть, чуточку седой…
Но утверждать этого со всей уверенностью Дженни не могла.
Позвали художника, который принялся было рисовать портрет незнакомца со слов Дженни, но девочка не могла назвать никаких особенностей его внешности. Все сотрудники полиции обращались с ней очень любезно, но Дженни чувствовала, что ее слова разочаровывают взрослых – как школьного учителя неудачный ответ. В конце концов девочка принялась плакать. Конечно же, она провинилась в том, что прогуляла тогда рисование, но разве она знала, что этот проступок вызовет такой переполох?
Наконец их с мамой отпустили домой, но поехали они туда не на автобусе – их отвез на машине один из полицейских. Дженни слышала, как на прощание он сказал маме: «Вам сейчас нужно очень, очень серьезно поговорить с дочерью. Объясните ей, пожалуйста, какая жуткая опасность ее миновала!»
– Я обязательно поговорю с ней, – отозвалась мама. – Можете быть уверены.
Услышав эти слова, Дженни расплакалась еще сильнее, она чувствовала, что ей грозит хорошая головомойка. Ее так заругают! Кроме того, ее могут лишить подарков на день рождения, несколько месяцев не давать карманных денег и, может быть, до самого Рождества ей не разрешат ходить в гости к подружкам.
Однако, как ни странно, гроза миновала. Мама не ругалась, напротив: она заботливо налила для Дженни ванну с душистой пеной, потом накормила ее и уложила спать.
За едой мама тоже заплакала, и через некоторое время сказала, что завтра не пойдет на работу и что Дженни тоже может оставаться дома. Им надо поговорить.
– Я больше не буду, мамочка! – заверила Дженни на следующее утро за завтраком. – Я больше никогда не буду прогуливать уроки!
– Речь не об этом, – вздохнула мама. – Конечно, прогуливать нельзя, но… но это не самое ужасное. Бог ты мой, это далеко не самое ужасное, – с тяжелым сердцем повторила Дорис.
Она посмотрела на дочку:
– Этот мужчина, который якобы хотел предоставить свой дом для праздника, ты знаешь, чего он хотел от тебя на самом деле?!
– Чего?
– Он хотел убить тебя.
Дженни едва не выронила из рук чашку с какао.
– Убить? Почему?
– Ты еще маленькая, и тебе не понять всего… Вот что я тебе скажу. Есть такие мужчины. Они убивают маленьких девочек, иногда и маленьких мальчиков. Это доставляет им удовольствие. Это больные, сумасшедшие люди! Как не попасться к ним в лапы? Надо держаться от чужих подальше. Никогда, ни за что нельзя садиться в машину к незнакомым людям! И совершенно неважно, что они там тебе обещают. Нельзя их слушать! Ни при каких обстоятельствах! Разве я не говорила тебе раньше, что этого делать нельзя?