— Чего арестовываете?
— Никто тебя не арестовывает, не шуми. Досмотр багажа проводим на выявление излишков.
— Какие еще излишки? Нет у меня никаких излишков!
— Молчать! Сказано — жди, и жди.
Кто-то спросил:
— Эй, ребята, вы кто будете? Вы ведь не зеленые?
— Мы — народная дружина Прохора Деряева!
— И эти «народные»! Чего ж тогда народ хватаете?
Попался и Денисыч со своим огромным мешком. Увидев, что Степан пропущен, отомстил:
— Глянь-ка, а комиссарик-то проскочил! Ишь, идет себе тихой сапой.
Один из деряевцев услышал.
— Какой еще комиссарик?
— Да вон идет, в безрукавке, — указал на Линникова его бывший сосед. — В поезде ехали, арестовать грозился. А теперь ишь притих.
Деряевец нагнал Степана и схватил его за плечо.
— Стой! В комиссарах, говорят, ходишь?
— Каких еще комиссарах! Я учитель из Посада, — отвечал Линников.
— Что ж ты тогда арестами-то грозился? Учителя! До смерти заучиваете! — доканывал его Денисыч.
— Тебе я, что ли, грозил?! — огрызнулся Степан.
— А кому? — насторожился деряевец.
— Сказал там одному, чтоб припугнуть, — нашелся Линников. — Книгу он у меня выкрал. Я думал, припугну ЧК — может, отдаст.
— Вон он стоит, другой-то, — помогал Денисыч — добивался, видно, чтоб отпустили.
Деряевец обернулся к Мите, на которого указал пальцем задержанный, вгляделся в него и спросил в упор:
— Из бывших?
— Господами не были, — отвечал Митя. — Отец — из трудовой интеллигенции, трудом его жили.
— Что за труд такой?
— Отец учителем был.
Все, кто слышал разговор, засмеялись. Кто-то влез:
— Да они тут все учителя, видали? Вот за книгу-то и дерутся!
— Подозрительно мне ваше дело, — с важностью сказал деряевец. — Отойди в сторону, оба! Разбор с вами будет.
К Мите и Степану подошли двое с ружьями и взяли их под стражу.
К пассажирам, прошедшим досмотр, обратился сам Деряев, пожилой, плотный мужик, ничем не отличавшийся от других:
— Люди добрые! Комиссары-краснобаи из Москвы власти у нас в Протасове больше не имеют! Они хотели нам диктовать, как жить. Народу такая жизнь не нужна! Мы, мужики, построим сами, без столичных прохиндеев, счастливую жизнь! Долой народных кровопийцев — старых и новых!
И Деряееву требовалось хлопать. Хлопали вяло.
— Чтобы эту мечту сделать былью, нам нужна ваша подмога. В Посаде комиссары, в Малеевке — Чуня. Сами видите, враги со всех сторон. Дружина должна быть всякий час готова к отпору. Бойцам требуются жратва и одежа. Потому был учинен досмотр на выявление излишков. Этой меры оказалось мало. Нам требуются помощь и поддержка каждого из вас. Предлагаю вам добровольно, из мужицкой солидарности, поделиться имуществом с народной дружиной, которая борется за счастливую жизнь простого люда.
Толпа заволновалась.
— Что белые, что красные, что народные — все одна саранча!
— Саранча! Саранча! — как эхо прокатывалось по толпе. Одна из баб вскричала:
— Да мы от комиссаров бежим, потому как поборами замучены. Теперь вы за последнее хватаетесь!
Несколько отчаянных двинулись к оцеплению, намереваясь прорваться из кольца. Прохор стрельнул в воздух, и все опять замерли.
— Не хотите по-хорошему, тогда будет другой разговор с вами, — хмуро, с обидой сказал Деряев. — Оставляй здесь все имущество и расходись! За сопротивление — арест!
Началась потасовка с воплями, криками, визгами. Она продолжалась недолго. После того как деряевцы похватали сопротивлявшихся и увели их с пустыря, реквизиция прошла быстро. Задержанных для «разбора» отправили вместе с бунтарями в складской сарай неподалеку от вокзала.
Сарай был бревенчатый, добротный, с тяжелой дверью, без окон. Сидели в темноте. Какая-то вентиляция происходила, когда приводили новых арестантов. К вечеру пополнение прекратилось. В сарае росла духота. Начали высказываться опасения, что «разбора» сегодня не будет. Несколько мужиков, в том числе Митя, стали стучать в дверь. Охранники отозвались угрозами. Митя призвал:
— Мужики, будем стучать, пока не откроют! Будь что будет!
Однако другие капитулировали.
— Ведь сказали же, что постреляют тех, кто будет безобразить!
— Безобразить! — передразнил Митя. — Один за одним подохнем без кислорода в этой душегубке. Эй, есть смелые? Давай сюда! Надо, чтоб дверь ходуном ходила.
Лишь один смельчак объявился — Митин враг.
— Правильно ты говоришь. — поддержал Степан.
И заколотили в дверь вдвоем.
— Деряева давай сюда! Деряева! — кричал Митя.
С другой стороны в этот раз застучали прикладом. Все замерли. Охранник крикнул через дверь:
— А ну кончай! Пошли уже к Деряеву.
Сарай возбужденно загудел.
— Наша взяла! — оживился Степан и панибратски хлопнул Митю по плечу. Тот, ничего не сказав, отполз от двери — из-за кромешной тьмы по сараю легче было передвигаться на четвереньках.
— Ты чего устроил? — напустились на Линникова несколько мужиков.
— Пошли вы! — отмахнулся от них чекист и пополз к Ломанову.
— Ты куда?! — кричали у него за спиной. — Наломал дров — и в кусты?!
Степан нашел Митю в одном из дальних углов, где никого поблизости не было.
— Что-то я тебя не пойму, Ломанов, ты чего от двери теперь отсел? Деряев придет, первым делом спросит, кто звал?
— Пусть он придет сначала, там видно будет.
— А видно пусть будет — из-за чужих спин, верно?
— Мужики навалятся на Деряева лучше меня.
— Так ты что же, с таким расчетом и в дверь барабанил? — Степан дернулся от Мити и выкрикнул: — Эй мужики…
Митя не дал ему докончить — навалился на него, зажал рот ладонью и зашипел в лицо:
— Заткнись, дубина! Ты-то чего вылезаешь, чекист? Или сказать мужикам, как ты в Кирееве хлеб из амбаров изымал и целые семьи от старого до малого расстреливал?
Степан неистово задергался и вырвался.
— Ты что несешь? Какое еще Киреево?! Не был я никогда в Кирееве!
— И докажешь?
— Ну ты мразь, — выдохнул Линников и осел.
— Путаешь понятия, чекист. Мразь выбирает из двух зол большее. Я так никогда не делаю. И потому без надобности не заговорю о Кирееве. Я рационалист, Степа: выбираю из двух зол меньшее.