На какое-то время в кабинете воцарилась тишина, нарушаемая лишь шелестом бумаг, когда Эджвуд принялся укладывать резюме в папку.
— Вы говорили, что он написал несколько книг, — сказал Литтман.
— Да, детектив, он написал несколько книг.
— Используя собственное имя или псевдоним?
— Собственное имя.
Эджвуд встал из-за стола и подошел к книжному шкафу. Просмотрев несколько томов, он снял с полки пару тонких книг в твердой обложке и передал их Литтману.
— «Легче, чем дыхание», — прочел Литтман.
— А другая, — добавил Эджвуд, — называется «Священное чудовище».
— Что это за книги? — поинтересовался Риэль.
— Что за книги? — переспросил Эджвуд.
— Да. Это триллеры или ужастики? Или романтические истории?
Эджвуд понимающе улыбнулся.
— Это не Джон Гришэм или Дэн Браун. И не Нора Робертс. Профессор Роби пишет книги, которые бросают вызов. Первая в год публикации попала в список претендентов на Пулитцеровскую премию.
— А другая? — спросил Риэль.
Эджвуд покачал головой.
— Другая расстроила слишком много людей, чтобы ее куда-либо выдвигали. Профессор Роби написал о некоторых вещах, которые кое-кому не понравились.
Литтман нахмурился.
— Например?
— Откройте книгу, — посоветовал Эджвуд. — Прочтите первую строку введения.
Литтман открыл книгу, пролистал до первой страницы и вслух прочел:
— Что касается мировых организаций, католическая церковь — самая богатая, а ЦРУ — самая могущественная. Единственный вопрос, на который еще не найден ответ: которая из них больше погрязла в коррупции?
Эджвуд рассмеялся.
— Это, господа, не подходит для первой строчки книги, которая надеется получить Пулитцера.
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Риэль. — Так как он?
— Как он? — эхом отозвался Эджвуд. — Насколько я могу судить, с ним все хорошо, детектив. Он редко уходит на больничный.
— Как человек. Как он как человек? — спросил Риэль. — Я это имел в виду.
Эджвуд нахмурился.
— Я немного смущен из-за повода вашего визита, джентльмены. Обязан ли я с точки зрения права отвечать на ваши вопросы, или вы просто надеетесь на широту моей души? Вы мне не объяснили толком, почему здесь находитесь. Сейчас профессора Роби заменяет один наш младший преподаватель. Хотя он хороший преподаватель, но определенно не тот человек, который должен заниматься работой профессора Роби.
Литтман улыбнулся.
— Вы не обязаны нам отвечать, мистер Эджвуд.
— Доктор Эджвуд.
— Простите, доктор Эджвуд. Как я сказал, вы не обязаны отвечать, хотя я должен заметить, что эти вопросы имеют определенную важность.
— Что означает, что профессор Роби чем-то провинился перед вами, парни, верно?
Литтман посмотрел на Риэля, Риэль посмотрел на Литтмана и перевел взгляд на декана.
— Ответьте мне прямо, и я вам помогу, — сказал Эджвуд. — Будете водить меня за нос, и я попрошу вас уйти. Вежливо, конечно, как позитивный и полезный член общества, каким я и являюсь. Однако я попрошу вас уйти.
— Профессор Роби помогает нам в одном расследовании, — сказал Литтман.
— Вы его арестовали? — спросил Эджвуд.
— Нет, мы его не арестовали.
— Где он сейчас?
— Он с одним из наших детективов, — сообщил Литтман.
— И его допрашивают по поводу чего-то, что, возможно, совершил он либо кто-то, кого он знает?
— Мы не можем вам этого сказать, — ответил Риэль.
Эджвуд кивнул, откинулся на спинку кресла и повернулся к окну.
— Джон Роби работает здесь с мая девяносто восьмого года. Мы считаем, что нам очень повезло, для колледжа он оказался настоящей находкой. Многие студенты пришли к нам только потому, что здесь преподает Джон Роби. Их родители наслышаны о нем — о его имени и репутации — и хотели, чтобы их дети приобщались к писательскому миру именно на его занятиях. — Эджвуд глубоко вздохнул. — Джон Роби для меня загадка, джентльмены. Он не напускает на себя важный вид, но полностью уверен в своей важности. Он относится ко всему спокойно, тем не менее я не встречал более страстного человека. Он молчаливый человек… — Эджвуд сделал паузу и отвернулся. — Однако китайцы говорят, что молчаливый человек либо не знает ничего, либо знает столько, что ему незачем говорить вообще. Если это так, то я бы отнес Джона Роби ко второй категории. Насколько я могу судить, у него нет пороков. Он не пьет, не курит, а что касается женщин, то он мог бы уложить в постель жену, подружку или любовницу любого сотрудника факультета, но не делает этого. Голубой ли он? Я уверен, что нет. Принимает ли он наркотики? Это одному Богу известно, но если это так, то он скрывает эту привычку так искусно, что я мог бы поклясться, что он не наркоман и никогда им не был. Что я думаю о нем как об ученом, как о преподавателе, как об ораторе? Я ценю его очень высоко, но это не значит, что я одобряю или мирюсь со всеми его методами.
— Что вы имеете в виду? — спросил Литтман. — Чего вы не одобряете?
Эджвуд загадочно улыбнулся и подошел к окну, которое частично было выложено витражом из зеленых и красных стекол. Он увидел темно-коричневую траву на лужайках, чисто подметенные дорожки и клумбы, приготовленные к зиме.
— За время, что Джон Роби работает у нас, ко мне часто приходили его студенты буквально в слезах. Он не оспаривает обвинения, но яростно доказывает необходимость своих методов. Возможно, он человек страсти. — Эджвуд сцепил руки за спиной и на секунду закрыл глаза. — Академические круги — это мир в себе, джентльмены, — тихо сказал он. — В то время как вы находите занятной погоню или перестрелку, мы ощущаем нервное возбуждение по причинам намного более спокойным и земным. Новый текст Нормана Мейлера… Коллекция доселе не известных поэм Эмили Дикинсон… — Он улыбнулся. — Я понимаю, что вам подобные вещи могут показаться совершенно неинтересными. Возможно, это верно, но суть в том, что человек рассказывает истории намного дольше, чем грабит дома. Джон Роби может показаться человеком крайностей. Он не будет терпеть самодовольство, непрофессионализм, посредственность и заурядность. Ему больше понравится, если вы дадите ему ужасно написанный рассказ, в который вложили душу, чем отличное стихотворение, которое далось вам безо всякого труда. Он ругает студентов не за то, что они сделали, а за то, чего они сделать не удосужились. У него исключительно высокие требования, и он настаивает, чтобы студенты соответствовали им насколько это возможно.
— Вы сказали, что были студенты, которые приходили к вам в слезах после его занятий, — напомнил Риэль.
Эджвуд отошел от окна и снова сел за стол.