Администрация Буша назвала выборы прозрачными.
Я говорю:
— Эй, Джорджи, помнишь Флориду?
И вот мы снова в Вашингтоне. Демократы впервые с 1994 года получили контроль над Палатой представителей.
Четыре дня назад администрация США признала поражение в промежуточных выборах. Они потеряли даже Виргинию, извечный оплот республиканцев. Дальше наружу полезли отказы без отказов, неподтвержденные подтверждения, но, с какой стороны ни посмотри, похоже, что они теперь наступили на собственные грабли.
Уотергейт. Черт, все ничто по сравнению с этим!
Отголоски этих событий мы почувствуем в самых неожиданных местах.
Рамсфелд уходит в отставку. Боже, этому парню уже семьдесят четыре года. Буш говорит, что нам нужна свежая перспектива в Ираке. Так кого же они впрягут? Роберта Гейтса, который был директором ЦРУ при Буше-старшем. Ради всего святого, Гейтс был директором ЦРУ с 1991 по 1993 год. Он был заместителем директора ЦРУ Уильяма Кейси. До этого он был директором ЦРУ с 1986 по 1989 год. Как аукнется, так и откликнется. Кажется, так говорят.
Я слышу, как кто-то чертыхается. Ведь кто-то будет пинать нас в ближайшие пару лет.
Но я так не думаю. По тому, как работают эти люди, понятно, что они придумают что-нибудь к концу следующей недели. Просто подождите и увидите, друзья мои.
Я слежу за тем, как разворачиваются события, и меня поражает то, что мы делаем с нашей страной, с нашими жизнями. Я думаю о странах, которые мы бомбили после окончания Второй мировой войны. Я могу их все перечислить. Китай, Корея, Гватемала, Индонезия, Куба, Конго, Перу, Лаос, Вьетнам, Камбоджа, Гренада, Ливия, Сальвадор, Панама, Ирак, Судан, Афганистан и Югославия. И это только те, о которых мы вам рассказали.
И мы везде там присутствовали — под землей, в предварительных экспедициях, изучали последствия. Лично я бывал в паре этих мест. И мне этого вполне хватило. Кэтрин тоже. Мы были там — играя роль, выполняя долг; представляли главного исполнительного директора федерального правительства, административного председателя исполнительного ведомства, главнокомандующего вооруженными силами. Как говорится, если ты знаешь, чем занимается ЦРУ, значит, ты знаешь, что нужно президенту.
Мы вершили суд слишком долго. Я знаю, что там произошло. Я также знаю, что случилось в Афганистане, в Колумбии, в слишком большом количестве мест, чтобы перечислять их здесь.
А то дерьмо, что я видел? Те вещи, которые я знаю?
Мы должны заплатить за то, что сделали.
По, поверьте мне, на этот раз другие люди тоже заплатят.
Иногда мне больно лишь от одной этой мысли.
Мне интересно, что бы подумал отец, если бы был до сих пор жив.
Но он мертв. И, возможно, частичка меня умерла вместе с ним.
ГЛАВА 13
Лишь потом, возможно спустя час или два, Наташа Джойс почувствовала беспокойство и тревогу. Легкое, практически неосязаемое ощущение. И дело было не в том, что она сказала или что у нее спросили. Дело было в том, как ее об этом спросили.
Администратор вернулся с хорошо одетой белой женщиной с приятными манерами. На вид ей было лет под пятьдесят. Она пригласила Наташу в кабинет, и девушка последовала за ней без вопросов. Они посидели там несколько минут молча. Наташа чувствовала, что ее изучают. Потом женщина положила на стол конверт, несколько листов разлинованной бумаги и авторучку.
— Меня зовут Франсес Грей, — представилась она. — Я работаю в отделе контактов. Наша работа заключается в том, чтобы создавать мост между общественностью и людьми, которые занимаются полицейскими делами. — Грей улыбнулась. — У вас есть вопросы, прежде чем мы начнем?
— Начнем что? — спросила Наташа.
— Беседу.
— Беседу?
— По поводу вашего утреннего запроса.
— Теперь вы этим занимаетесь?
Франсес Грей кивнула.
— Да.
Наташа, сложив руки на груди, откинулась на спинку стула.
— Ну, тогда у меня есть вопрос, мисс Грей.
— Зовите меня Франсес. Это не официальная беседа.
— Франсес? Хорошо, если вам угодно. Значит, мой вопрос состоит в следующем: как получилось, что я сделала всего лишь один телефонный звонок, а моим вопросом уже занимается отдельный человек в офисе?
— Стандартная процедура в подобном случае, мисс Джойс.
— То есть вы хотите сказать, что это стандартная процедура для любого человека, который наводит справки об умерших?
— Нет. Конечно, нет. Не для любого человека, который интересуется умершим при обычных обстоятельствах. — Франсес Грей осеклась и хохотнула. — Звучит довольно жестоко, — сказала она. — Я не хочу показаться черствой, но смерть вашего жениха…
— Я не говорила, что он мой жених, — оборвала ее Наташа.
— Не говорили. Но вы упомянули об этом, когда вчера разговаривали с нашим сотрудником.
— Правда? — спросила Наташа.
Франсес улыбнулась.
— Да, вы звонили вчера, и, по всей видимости, вам сказали, что все записи идут в архив после пяти лет и что вам, возможно, стоит позвонить нам.
— У вас записан этот разговор?
— Да, записан. Когда дело доходит до важных запросов, мы стараемся ничего не упустить из виду.
Наташа покачала головой.
— Это лишено смысла, Франсес. Это бессмысленно, как по мне.
Франсес нахмурилась.
— Бессмысленно? Что бессмысленно, Наташа?
— Что ваши люди суетятся из-за такого человека, как Дэррил. Я имею в виду, что он, хоть и был отцом моего ребенка, не был большой шишкой. Он был всего лишь дрянным вором и героиновым наркоманом.
Франсес долго молчала. Потом медленно покачала головой.
— Вам ничего не сказали, не так ли? — тихо спросила она.
— Не сказали что? — спросила Наташа. — О чем?
— О Дэрриле Кинге. О том, что произошло, когда он умер.
— Боже, я не думаю, что там было что-то важное. Его застрелили. Его обнаружил какой-то легавый. Так мне говорили. Я хотела узнать, можно ли отыскать того легавого, чтобы расспросить, что случилось.
Франсес медленно кивала.
— Хорошо, хорошо, Наташа. Я хочу спросить вас. Почему после стольких лет вы решили узнать, что произошло?
— Из-за дочери, — ответила Наташа. — У меня девятилетняя дочь. Зовут Хлои. Я подумала, что надо бы знать, что там случилось. Я хотела узнать, было ли там что-нибудь еще кроме того, что я слышала. Хлои взрослеет, начнет задавать вопросы. Однажды она спросит, кем он был и что с ним произошло. По правде говоря… — Наташа сделала паузу и улыбнулась. — По правде говоря, Франсес, у меня плохо получается врать детям.